Построили нас всех на аэродроме, среди провожающих — командующий Тихоокеанским флотом, Герман Алексеевич. После постановки задачи, напутствия и прощальных слов — «Какие есть вопросы?» два комбата сказали, что их солдаты не готовы вступить в бой, поскольку для подготовки было отпущено мало времени. Требовали еще месяц на подготовку.
Одного нам удалось уговорить: мол, братишки всё равно в бой пойдут, вместо тебя встанет в строй кто-то другой, которого они не знают как командира, не уважают так, как тебя. Командир полка полковник Фёдоров сказал, что его заверили: с ходу в боевые действия их не пошлют, дадут на месте сориентироваться. Один согласился, а второй офицер — ни в какую! «Я отвечаю за жизни своих подчинённых и не могу позволить, чтобы их, не научившихся как следует воевать, посылали в огонь как пушечное мясо. Дайте срок на их обучение — и мы сделаем в Чечне втрое больше с минимальными потерями. Если я повезу на войну необученных, то как я потом буду смотреть в глаза их матерям!..».
Это был один из лучших комбатов, на учениях показал отличные результаты. Из Министерства обороны позже пытались его скомпрометировать, но перед другими офицерами его особая позиция ничуть его не унизила: по-своему он был прав.
Я знаю, что Герман Алексеевич направлял в Москву шифровки с просьбой довести информацию до командующего группировкой в Чечне, до начальника штаба, что прилетят неподготовленные воины, и это необходимо учесть при планировании боевой операции. Но, забегая вперед, скажу, что нас бросили в бой сразу. Третьего января 1995 года мы находились уже в Грозном. И десантники, и морпехи показали себя прекрасно.
А пока — заснеженный аэродром во Владивостоке. Моряки на лётном поле натоптали ногами: «На Грозный!» Герман Алексеевич пригласил меня и командира полка в машину. Выпили за удачу, он сказал напутственное слово всем. Потом повернулся ко мне:
— Я знаю, что ты полезешь в пекло, поэтому прошу: береги себя и ребят. Мой тебе наказ: сколько взял парней — столько и верни!
— Задачу выполним, флот не опозорим.
В первый раз я пробыл в Чечне до 6 марта 1995 года. Мы провели много хороших операций. Я тогда досрочно получил звание подполковника, орден Мужества, медаль «За воинскую доблесть» 1-й степени и наградное оружие от министра обороны Павла Грачёва — американский армейский кольт.
Вернувшись, первым делом зашел к Герману Алексеевичу и доложил:
— Ваше задание выполнено. Сколько взял — столько и вернул.
Олег Иванович Пил-ов:
При Германе Алексеевиче Управление практически через год уже встало на ноги, а через два года по результатам оперативно-служебной деятельности Москва назвала Управление ФСК по Тихоокеанскому флоту в первой пятёрке среди 89 Управлений ФСК (по количеству субъектов федерации). Не только среди органов военной контрразведки, а именно среди управлений! А еще через год Управление по ТОФу числилось уже в первой тройке.
С той поры ему неоднократно предлагали повышение в должности, но он отказывался. Ему нравилось чувствовать себя хозяином в своем ведомстве, где он навёл порядок, ко многому приложил руки, организовал множество перспективных оперативных заделов. Хотя как профессионал он уже свою должность перерос. Так что перевод его в Москву был вполне закономерен.
Предательство чаще всего совершается не по обдуманному намерению, а по слабости характера.
Франсуа де Ларошфуко
А кто, будучи на службе государевой, учнёт изменою из полков переезжати в неприятельские полки и там про вести и государевых людей сказывати… такова переезщика казнить смертию, повесити против неприятельских полков…
Соборное Уложение 1649 года Государя Российского Алексея Михайловича «О службе всяких ратных людей Московского государства», статья 20
Военный журналист Павел Евдокимов:
По логике наших славных «правозащитников» и так называемых «демократических СМИ», если бы Герман Алексеевич не поднял бы дело в отношении Григория Пасько, то он поступил бы правильно. Но поскольку он действовал как профессионал, то поступил плохо.
Редакторы многих печатных органов, теле- и радиопрограмм предоставили площадь и время только тем, кто выступал в защиту Пасько — причем апологетически, основываясь на домыслах, на «личном мнении», не особо утруждая себя аргументами, либо как бы нейтрально, но именно «как бы». Пример: «Ольга Журман из Владивостока сообщает. Возобновился судебный процесс по делу военного журналиста Пасько, который обвиняется в передаче японцам секретных материалов. Пасько сообщил журналистам, что до сих пор не понимает, в чём его обвиняют, и сказал, что ФСБ оказывает давление на него и на суд всеми доступными способами. Какими способами — Пасько не уточнил. Адвокат уверен, что Пасько будет оправдан». Здесь всё «нейтральное» сообщение построено так, что обыватель останется в полной уверенности, что Пасько невиновен, а проклятые фээсбэшники что хотят, то и творят. Единственная критическая фраза, «спрятанная» в середине информации, — что Пасько не уточнил способов давления «органов» на суд. Но она почти незаметна для слушателя.
Автор: Павел Евдокимов процитировал информацию из утренних новостей «Радио России» от 3 декабря 2001 года. В тот же день программа новостей НТВ в 14 часов предоставила слово Григорию Пасько, который сообщил телезрителям, что ни первому, ни второму судебному заседанию он не верит. Далее комментарий: опрошены 50 свидетелей; часть документов, по заключению экспертов, переданных военным журналистом Григорием Пасько японским средствам массовой информации, не являются секретными. (А другая часть?.. — В. М.) Суд решил завершить дело, и предположительно 25 декабря 2001 года он вынесет приговор. Адвокаты пророчествуют, что в этот день «будет продемонстрирована несостоятельность судебного процесса над журналистом». (Напоминает русскую пословицу: пророк на печи промок, а в луже высох!..) В комментарии тележурналиста Григорьева также сказано, что, по мнению Пасько, ФСБ оказывает влияние на суд, — и опять-таки без уточнения, в чём это влияние заключается. Комментарий телеведущей программы ко всему вышесказанному также не прозвучал.
Павел Анатольевич Евдокимов:
Герман Алексеевич, надеюсь, прекрасно понимал, что дело это будет скандальным, что времена СССР прошли, ситуация в стране иная, что «пряников» и наград ожидать не приходится и вся пресса обрушится на него — «душителя свободы слова». Тем не менее он довёл дело до конца, до суда.
