— Пожалуйста, не смотри, когда меня перевязывают. Пожалуйста, не смотри на меня по утрам, пока мама не приведет меня в порядок. Я страшная…
— А зачем ты мне нужна приукрашенная? Я люблю тебя такой, какая ты есть.
— Збышек, я стесняюсь…
— Представь, что я доктор. Или санитар.
— Я и врачей стесняюсь, и санитаров тоже. Знаешь, каково это — подставлять свое изуродованное тело под взгляды чужих?
— Тогда представь себе, что это не ты, это сломанная кукла, которую ты должна своей волей поднять.
Господи, какое счастье, что рядом со мной в такие трудные дни оказались заботливая мама, умница Збышек и множество понимающих и желающих мне выздоровления людей!
Разве я могла бы справиться сама, без их помощи и поддержки.
— Анечка, тебе снова масса телеграмм и писем поддержки.
А потом переезд из больницы в квартиру. Неужели, чтобы получить хотя бы временное жилье, нужно было переломать все, что только возможно в автокатастрофе, и получить европейскую известность? Тогда лучше ютиться на съемных квартирках.
На этой выделенной «героине борьбы с переломами» квартире лекарствами пахло уже только моими собственными. Но тело все равно не слушалось, несмотря на долгие часы занятий. Збышек тогда превратил комнату в подобие гимнастического зала лечебной физкультуры. Всюду приспособления для гимнастики, поручни… И телевизор.
— Хватит валяться без дела, пиши книгу и смотри новости.
Первое время от телепрограмм только слезы на глазах — Анну Герман забыли, в эфире моих записей не было.
Збышек спокойно жмет плечами:
— Анечка, невозможно же годами крутить твою «Эвридику»? Встанешь, запишешь новые, тогда и покажут.
А потом он притащил пианино, конечно, не купил, на это не было денег, мы обросли долгами, просто взял напрокат. И поставил во второй комнате как приманку:
— Научишься ходить, сможешь для начала играть дома.
Я смогла, но видно перестаралась в своей попытке «стать как все», позвоночник не выдержал нагрузок, последовали недели неподвижности, пусть без гипса, но все же неподвижности.
Отчаянье просто захлестывало… Мама поддерживала, как могла. А Збышек?
— Анечка, врачи все время твердили, что в твоем случае торопиться нельзя, только навредишь. Придется потерпеть. Лежи, пиши книгу, придет твое время вставать.
— Я хочу петь! Збышек, это не жизнь — лежа бревном.
— Пиши книгу, пиши музыку.
— Как?!
Книгу я еще могла писать хотя бы по чуть-чуть, правая рука действовала, а музыку?
На следующий день рядом со мной стоял магнитофон.
— Анечка, напой родившуюся в голове мелодию, потом обработаешь.
— Збышек!
Такое мог придумать только он — технарь с душой лирика.
И вдруг…
Я уже ходила, пусть держась за поручни и натянутые по всей квартире веревки, но сама.
Мама уехала во Вроцлав, потому что серьезно больна бабушка. Привозить второго инвалида в крошечную квартирку просто некуда, мамочке приходилось разрываться на двоих, потому как только я стала вставать, чтобы хоть в туалет сходить самостоятельно, она спешила к бабушке, тоже сидевшей в инвалидном кресле.
Збышек чем-то доволен, премию получил, не иначе. В руках букет…
— Чему ты так радуешься?
— Я женюсь.
Вот и все, мир рухнул еще раз, свет померк. Каким-то чудом я осталась на ногах и даже сумела выдавить подобие улыбки.
А чего я ждала? Сама же твердила, что как только встану на ноги, так отпущу его на все четыре стороны, что он свободен, как птица, хватит молодому, красивому мужчине возиться с развалиной. Он соглашался решить вопрос, как только я буду на ногах.
Я удержалась на них, правда, с помощью все тех же веревок.
— Поздравляю. На ком?
Конечно, хорошо бы еще добавить, что мы останемся друзьями, хотя это его ни к чему не обязывает, что я безмерно благодарна за помощь и когда-нибудь обязательно отблагодарю… Я не успела сказать все эти глупости, потому что услышала в ответ:
— Как на ком? На тебе. Ты просто не имеешь морального права отказать мне в своей руке. Ты обещала все решить, когда встанешь на ноги.
Вот теперь меня пришлось поддерживать…
— Збы-ышек…
— Ну что за плакса! Я думал, ты уже вылила все слезы.
Он снова гладил меня по голове, касаясь осторожно-осторожно, потому что я все еще сломанная кукла, хрупкая статуэтка, у которой кости на гвоздях и на геле нет живого места от ран и шрамов.
Спрашивать, зачем я ему такая, глупо…
А свадьба у нас была скромная. Просто расписались во время отдыха в Закопане после двенадцати лет знакомства. Ни к чему торжественные речи, звон бокалов, пышное торжество. Збышек доказал свою любовь, столько лет помогая мне, хотя ничего не доказывал. Он просто был рядом, был плечом, на которое я могла опереться, протянутой рукой, рядом, несмотря ни на что. Збышек ничего не требовал взамен ни тогда, ни сейчас. Мне плохо и тяжело, и он снова рядом, всегда рядом.
После аварии прошло много лет, собранные заново кости срослись, хотя здоровой в обычном смысле этого слова я не стала. И, наверное, только врачи и Збышек понимали, каково мне, как достается и по сей день каждое движение.
Маму я старалась не расстраивать, она помогала мне, когда я ничего не могла сама, но она тоже имеет право на нормальную жизнь, потому вечно держать при себе нельзя. К тому же больна бабушка, мама вернулась во Вроцлав, где на деньги, которые (наконец-то!) прислали итальянцы, я исполнила свою мечту — купила им с бабушкой квартиру. Достойную, впервые собственную, хотя и заработанную таким трудом.
Мы со Збышеком мечтали о своем доме, пусть маленьком, но таком, чтобы и у меня, и у него была возможность работать. Збышек многие расчеты проводил дома, я понимала, как это трудно — что-то рассчитывать, когда рядом кто-то распевается или репетирует.
Когда нашелся домик и потребовалось купить квартиры каждому из жильцов, они запросили так много, что мы пришли в отчаянье.
— Анечка, может, поищем другой?
Нет уж, теперь моя очередь!
— Я заработаю, Збышек, нужно только побольше гастролировать.
— Но это трудно для тебя.
— В жизни все трудно, а для меня тем более.
— По я не смогу ни ездить с тобой, ни приезжать в выходной.
Да уж, этого он не мог, я гастролировала за пределами Польши.
— Ничего, есть же телефон.
— Который ты не любишь.
— Збышек, вот купим дом, и я успокоюсь. Снаряд дважды в одно место не падает, теперь все гастроли должны быть удачными.
Они были удачными, и дом мы купили. Переезжали легко, вернее, для меня легко. Збышек просто отправил нас погулять к друзьям, а вернулись мы в новый дом.
