— Именно так, — следовал ответ. — Мы нашли у них наркотики. У них у всех были с собой шприцы и пакетики с наркотиком. Они накачивались перед атакой, а потом уже перли напролом. (У японцев никогда не находили ничего подобного.)
— А правда, что морские пехотинцы отрезали им уши?
— Ну да! Я знаю одного парня, который собрал целую коллекцию. В основном после сражения на Хелл-Пойнт — это на Типару, вы знаете? Он подвесил их на веревке, чтобы высушить, но не получилось — как назло, зарядили дожди, и они все сгнили.
— Хотите — верьте, хотите — нет, но половина японцев говорит по-английски. Как-то раз мы забрались далеко в джунгли и шли, переговариваясь между собой. Один из нас сказал, что узкоглазые ублюдки жрут всякий мусор, другой, что все они сукины дети. И тут до нас донесся голос из чащи. И знаете, что этот ублюдок сказал? «А пошли вы все к чертовой матери!»
Раздался дружный хохот, а мы протянули опустевшие чашки за очередной порцией.
На некоторых кораблях моряки отличались особой щедростью, и тогда мы возвращались на свой хребет с мешками, наполненными сладостями и такими необходимыми вещами, как бритвенные лезвия, куски мыла, зубные щетки, и прочими ценнейшими трофеями. Должен признать, что мы отнюдь не были бескорыстными при их распределении, особенно когда речь шла о сладостях. Мы считали, что следует учитывать вклад каждого в их добычу. Иными словами, сладости мы оставляли себе.
Однажды, услышав, что к нашим берегам прибыл 8-й полк морской пехоты — «голливудские морпехи» — и привез с собой военный магазин, Хохотун и я отправились в набег.
Мы обнаружили две палатки и двух охранников, стоявших перед каждой палаткой и державших винтовки с примкнутыми штыками. А за палатками начинались густые заросли. Неохраняемый тыл! Беззащитный зад! Неужели они думали, что заросли, какими бы густыми они ни были, являются непроходимыми? Неужели они считают свое имущество в безопасности под защитой почти бумажной задней стенки палатки?
Удивленные и озадаченные, мы удалились на совет в расположение ближайшей артиллерийской батареи. Обменявшись мнениями, мы пришли к единодушному мнению, что есть все основания рассчитывать на полное поражение 8-го полка морской пехоты.
Мы составили план. Мне предстояло войти в джунгли и проложить путь к задней стенке большей из палаток. При мне будут два мешка. Спустя четверть часа Хохотун должен будет подойти к палатке и завязать разговор с часовыми. Услышав голоса, я должен пробраться в палатку, наполнить мешки и скрыться в джунглях.
Когда я начал пробираться к палатке, холодный сумрак джунглей оказался очень кстати. Мой тесак был очень острым, поэтому я без труда проложил себе дорогу сквозь хитросплетение лиан и ползущих растений, преграждающих мне путь. Требовалось соблюдать особую осторожность, поэтому вперед я продвигался медленно. Надо было пройти, не потревожив птиц, которые могли меня выдать. Когда я, наконец, добрался до задней стенки палатки, то успел весь взмокнуть. Ладонь, сжимавшая рукоять, тоже стала влажной, и я очень боялся, что в самый неподходящий момент нож выскользнет. Еще на подходе к цели я услышал голоса — значит, я пробивался дольше, чем рассчитывал.
Прикоснувшись к шершавой поверхности брезента, я почувствовал прилив возбуждения. Проведя острым лезвием по натянутому полотну, я проделал отверстие и сразу почувствовал резкий запах — в палатке сильно пахло креозотом. Пришлось слегка расширить дыру, чтобы обеспечить доступ воздуха и света.
Ящики были уложены высокими штабелями. Я стал рассматривать надписи на них. В основном там были сигареты. Это была насмешка. С сигаретами на Гуадалканале проблем не было. Но ящиков было еще много, и я продолжал переводить заливаемые потом глаза с одного на другой, разыскивая нужное. Очень скоро я обнаружил ящик, в котором, судя по надписи на боку, было печенье. Не теряя время на дальнейшие поиски, подгоняемый голосами Хохотуна и охранников, я принялся перекладывать содержимое ящика в мешки.
Занятый этим важным делом, я почувствовал, как во мне заговорила жадность. «Возьми еще, — настаивала она, — ты можешь вытащить отсюда в джунгли еще много всего». Я на мгновение засомневался, но решил прислушаться к внутреннему голосу и возобновил работу.
Наполнив один мешок, я встал, чтобы перевести дыхание, и прислушался. Громкий смех Хохотуна легко проникал сквозь брезентовые стены. Я наклонился, чтобы продолжить дело, и мой взгляд наткнулся на открытый ящик в соседнем штабеле.
Там были сигары.
Если печенье на Гуадалканале было на вес золота, то сигары — на вес платины. Выше ценилось только виски, но его на Гуадалканале не было вообще. До последнего времени не было и сигар. Возможно, я набрел на единственную их партию на острове.
Я уже совсем было собрался вытряхнуть из мешка печенье, когда сообразил, что пять коробок сигар как раз уместятся во второй мешок. Я их быстро уложил, закинул один мешок на спину, другой взял в руки и, держа его перед собой, выскользнул из вонючей духоты палатки в прохладу джунглей.
Надежно спрятав мешки, я вышел и присоединился к Хохотуну.
Увидев меня, он довольно ухмыльнулся.
— Эй, что, черт возьми, ты тут делаешь? Ищешь, где что-нибудь плохо лежит? — Он слегка подтолкнул локтем охранника и нарочито понизил голос: — Вы тут присматривайте за ним. Он из Джерси, за ним нужен глаз да глаз: только отвернешься, он что-нибудь стянет.
Он снова с усмешкой взглянул на меня, и я отчетливо разглядел маленьких чертиков, пляшущих в его глазах. Но часовой, по всей вероятности, не счел шутку удачной. Он насторожился, плотно сжал губы, а рука, держащая винтовку, напряглась. Ох уж этот Хохотун. И чего ему неймется? Мало того что нам пришлось совать голову в пасть льва, он решил при этом еще и подразнить хищника.
Я как можно более весело хихикнул и через несколько минут сумел увести его подальше от часовых.
— Ты — ненормальный ублюдок, — констатировал я, когда мы удалились на безопасное расстояние. — Чего ты хотел добиться?
Отчаявшись убедить приятеля в неправильности такого поведения, я пожал плечами и ускорил шаг. Мы ушли, чтобы осторожно вернуться через несколько часов за нашей добычей.
Вернувшись на хребет, мы получили возможность в полной мере насладиться беззастенчивой лестью, даже подхалимством окружающих. Печенье мы разделили с товарищами, а сигары придержали для себя. После этого в течение многих дней к нам в окоп сплошным потоком шли офицеры — настоящее паломничество. Один раз пожаловал даже майор из летчиков. Всем хотелось получить вожделенную сигару. Они все как один заискивающе улыбались, были полны фальшивого дружелюбия и необыкновенно щедры на несбыточные обещания.
