С появлением дочери и ее первыми самостоятельными путешествиями ползком по полу связан один эпизод, которому я до сих пор не нахожу объяснения. Однажды — девочке было около годика — она выползла из спальни, держа за щекой какой-то посторонний предмет. Я взял ее на руки, и она выплюнула его изо рта. Ого! Это оказался миниатюрный микрофон с магнитной присоской. Он был искусно замаскирован под округлую шляпку винта. Откуда Саша отковыряла этого «клопа», кто и когда его поставил? Я был сильно встревожен нечаянным открытием. Что это? Обычная рутинная проверка, которой время от времени подвергали всех сотрудников? Или контрразведка взялась за меня всерьез?
После недолгих размышлений я счел за лучшее выбросить свою находку в мусорный контейнер. Не сказал о ней ни жене, ни службе безопасности. Правда, при очередной встрече в Карлсхорсте рассказал о «клопе» своим коллегам, чем, похоже, здорово озадачил их. Они посоветовали тщательно осмотреть всю квартиру, а также еще строже соблюдать правила конспирации. Вернувшись, я добросовестно облазил все комнаты, но больше ничего подозрительного не заметил.
У нас на «Свободе» ни для кого не было секретом, что сотрудникам службы безопасности ничего не стоит зайти в отсутствие хозяев в любую квартиру и произвести там негласный обыск. В частности, по этой причине я не держал дома никакой спецтехники, кроме контейнера для фотопленки, сделанного в виде электрической батарейки. Это и была самая настоящая батарейка, питавшая током мой радиоприемник, а внутри нее существовал контейнер.
Помнится, где-то в середине 70-х, я уехал на работу, оставив в квартире свою новую подружку. После полудня она позвонила мне взбешенная:
— Кому ты дал ключи от квартиры?
— Никому я их не давал. Что произошло?
— Как это что! Я проснулась оттого, что кто-то открывал ключом дверь.
Решив, что это ты вернулся с работы, я, как была полуголая, выбежала в прихожую. И, о Боже, там стоят два совершенно посторонних человека. Они поздоровались со мной, повернулись и ушли.
— Как они выглядели?
После того как она описала мне незваных гостей, сомнений не оставалось: это были шеф службы безопасности радиостанции и один из его сотрудников.
Танька родила сына
Меня «засветил» переметнувшийся из Греции офицер нашей внешней контрразведки по фамилии Гундарев. Он точно знал, что на «Свободе» КГБ имеет своего человека. Он мог перечислить некоторые косвенные признаки, указывающие на меня. Вообще, он знал очень много. Когда он сбежал, мои руководители в Москве сразу забеспокоились и решили, что моя песенка спета. Пора домой.
23 февраля мы в Мюнхене всегда отмечали праздник Советской Армии. Кто-то, как я, действительно имел раньше отношение к советским вооруженным силам, кто-то служил во власовской армии, а кто и в белогвардейской. Раз был на военной службе, значит, празднуй. В этот день мы собирались хорошей мужской компанией и крепко выпивали.
День 23 февраля 1986 года не стал исключением. Я вернулся домой после дружеской пирушки довольно поздно. Налил себе еще полстакана водки и выпил под горбушку с соленым огурцом, вспомнив добрым словом своих воевавших когда-то далеких московских родственников.
Этот день выпал на воскресенье, а понедельник был у меня, как всегда, выходным, и я отсыпался.
Телефон разбудил меня в шесть часов утра. Где-то на другом конце провода что-то щелкнуло, пискнуло, и в ухо ворвался веселый русский голос:
— Спишь, редактор? А новости последние слышал? Танька-то родила. Пацан здоровый, весит четыре килограмма. Все тебя ждут на крестины. Гони подальше свою американскую кодлу и приезжай. Все ждут.
Ах, какой был веселый да разухабистый голос! А меня будто током ударило.
— Ладно, — ответил, — буду. И бросил трубку, словно она руку мне жгла. Это был условный сигнал тревоги. «Таня родила мальчика». Услышав такую фразу, я должен был немедленно свернуть все дела и бежать без оглядки. Бежать, пользуясь любым отработанным для таких случаев каналом. Бежать, не задавая Центру никаких вопросов, не пытаясь вступить с ним в связь и не теряя времени. Что-то случилось. Мне угрожает серьезная опасность. Эти «роды» означали конец моей 20-летней карьеры в Мюнхене.
Время — шесть утра. За окнами темно. Но я знаю, что такси под моим балконом уже ждут ранних пассажиров — на вокзал, в аэропорт, да куда угодно. Только плати… Однако я быстро справился с желанием немедленно сесть в машину и уехать отсюда подальше. Нет, действовать так было нельзя. Мне надо заставить себя встать, как обычно. Спокойно привести себя в порядок. Прогуляться. Словом, вести себя так, будто ничего не случилось. В этом мое спасение. Если за мной следят, я ничем не должен выдать тревоги. Пусть думают, что я ничего не знаю.
В моем доме не было ничего компрометирующего. Ни-че-го! Фотоаппарат «Никон» — такой, как у любого зажиточного джентльмена. В записной книжке — адреса и телефоны легальных друзей и знакомых. Шифрблокнот, внешне абсолютно похожий на обычный блокнот для записей, я на всякий случай сжег. У меня нет ни радиостанции, ни оружия, ни таблеток с ядами, которые, как пишут в романах, шпион должен проглотить при угрозе ареста. Ничего нет.
Но зато есть другое — дорогие мне вещи, нажитые в Мюнхене за эти годы. Они дороги и в буквальном смысле. Старинные (XVIII века) первые русские гравюры. Картины талантливых художников советского «андеграунда» — Оскара Рабина, Михаила Шемякина, Олега Целкова. Икона XIX века палехской работы, тончайшее письмо. Уникальная библиотека — весь Белый архив и редчайшие, уникальнейшие тома Красного архива. Периодика русской эмиграции 20-30-х годов. Я собирал все это долго и бережно. Труды российских философов. Комплект газет власовского движения. Собрание журналов «Грани», «Посев», «Континент», «Синтаксис», «Время и мы», «22»… Что же, все бросить? Оставить здесь? Да, другого выхода у меня нет. Я могу взять только минимум, только самое необходимое.
Да, а еще моя филателия. Марки… За десять лет серьезного собирательства в коллекции появились просто уникальные экземпляры и целые серии. Вот они — шесть альбомов с тысячами марок основного и обменного фондов. Хотя бы самое ценное надо отобрать в один небольшой кляссер, хотя бы сотню самых дорогих мне марок…
С некоторыми предосторожностями открыл дверь, вышел наружу и спустился вниз. Купил газеты, выпил в баре кофе, прогулялся вокруг дома. Похоже, никто за мной не следил. Ничего подозрительного я не заметил. Тогда я взял такси и отправился в банк, где снял со счета часть денег. В туристическом бюро купил билет на послеобеденный рейс в Западный Берлин. Называя девочке свою фамилию, как обычно, промычал что-то неопределенное и в итоге по билету стал значиться вовсе не Тумановым, а кем-то вроде Кумпана.
