Отпустил штабиста. За окном на плетне сушатся хозяйкины горшки и горшочки, рыжий петух бочком-бочком обходит нахохлившуюся курицу.
Где же они? Может, на коня и вдогонку? Зачем? Понадоблюсь - найдут.
В землянке пообедал, послал Касима в лавку военторга за куревом и улегся с газетами. Должно быть, вздремнул. Вскочил, услышал голоса у порога. Первым вошел Линев:
- Ты смотри на него, Рыбаков, с нас сто потов льется, а он схоронился от начальства и газетки почитывает. Здравствуй" те, подполковник. Кваском угостите?
- Не угощу. После обеда крохи подбираем...
- Оно и видно. Что так нещедро кормите солдат?
- Паек тыловой.
- А инициатива? Лето красное! Фу, как у вас душно.
Мы вышли из землянки, Линев оглянулся, увидев на взгорке раскидистое дерево, размашисто зашагал к нему. Фигура у него плотная, кряжистая, можно сказать - строевая.
- Тут свежак, располагайтесь, хлопцы, и дышите поглубже. - Он расстегнул китель и бросился на землю. - Красота, а как полынью несет! У, смотрите. - Потянулся рукой, сорвал пучок травы с желтыми цветочками. Знаете, что это такое? Чистотел. Чис-то-тел! - Он сломал стебелек темно-рыжая капелька упала на его ладонь. - Эликсир жизни! В старину братья славяне молились на него, и не зря. Ну, как живется, комполка?
- Нелегко, товарищ полковник.
- Вы командовали партизанской бригадой. Как жили со своим комиссаром?
- Дружно.
- И что же вас сближало?
- Многое, но прежде всего его личная храбрость.
- Весомо.
Рука Рыбакова заерзала по портупее вверх-вниз, вниз-вверх.
- Это он в меня прямой наводкой палит.
- Значит, конфликт на почве: комполка храбр, замполит недостаточно храбр, - Линев резко выбросил руку в мою сторону, потом в сторону Рыбакова.
- Если бы! Мы не можем найти с замполитом общего языка с того дня, когда в кабинете командарма выложили разные решения...
- Решали не вы, а Военный совет армии, - оборвал меня Линев. - Что вам мешает сейчас?
- Я отвечу, - проговорил Рыбаков. - Командир полка до сих пор не вписался в часть, хотя времени прошло вполне достаточно. Вот, к примеру, был он в батальоне капитана Чернова. С какой пользой? Собрал офицеров, поговорил с ними по душам, похвалил достойного, указал на ошибки того, кто их совершил? Ничего этого не было. Отхлестал, как мальчишку, опытного комбата и умчался аллюром. Тимаков даже не замечает, что политсостав полка порой вынужден выступать в роли пожарников - заливать холодной водой его огненные вспышки.
- Ты что же это меня при начальстве хлещешь? - воскликнул я. - Не нашел время сказать мне об этом один на один!
- Да, Рыбаков, действительно, почему ты ему все это не высказал раньше? - строго спросил Линев.
- Так он же бежит от меня!
- Я? Бегу?.. Это ты чуть свет на коня и то в райком, то в политотдел, то еще бог знает куда.
- Слушаю вас и удивляюсь. Здесь полк, а не детский сад. Как мне прикажете доложить Военному совету? Кого из вас надо отзывать?
- Меня нельзя, - выпалил Рыбаков.
- Это почему же?
- Я в петухановской трагедии не сторонний человек. Недоглядел многого.
- Красиво сказано, даже слишком. Однако ты-то здесь не одну пару сапог износил, а расплачиваешься скупо. Или под крылышком Стрижака полегче было? В нем-то ты признавал единоначальника. Ты, бывало, ни шагу без него. А сейчас, - Линев поднялся, застегнул на все пуговицы китель, - вон мы какие, оказывается: разыскать никак друг друга не можем. Свести ваши руки прикажете? У вас, командир, есть ко мне вопросы?
- Пока нет.
- Вы эти "пока" придержите при себе. Решительно отсекайте накипь в полку, но властью, вам данной, пользуйтесь с умом и сердцем.
Проводили начальника политотдела, стоим на обочинах дороги друг против друга. Черт возьми, как трудно сделать первый шаг, сказать нужное слово!..
- Замполит, так что там было сегодня в солдатских котлах?
- А, перловка да сало лярд, сало лярд да перловка. - Рыбаков пересек дорогу. - Заглянул вчера в хозроту, и представляешь - там борщ с салом и свежее мясо с капустой.
- Да ну, откуда?
- Пошли к Вишняковскому, спросим.
На окраине Просулова большой кирпичный дом с длинной пристройкой-сараем. Двор аккуратно выметен. У коновязи с корытом сытые лошади хвостами отмахиваются от слепней. Хр-рум, хр-рум - налегают на свежее сено. От распахнувшейся двери спешит навстречу Вишняковский.
- Здравствуй, Валерий Осипович. Хорошо у тебя тут. - Я пожал ему руку.
- Приглашай в дом, что ли, - подтолкнул его Рыбаков.
Комнатушка была маленькая, пахло свежим хлебом.
- У меня есть квасок, товарищ подполковник, - робко предложил Вишняковский.
- Тащи, о чем речь.
Рыбаков выпил, поставил стакан, крякнул:
- Ну и напиток, царский!
- Сушим остатки хлеба, вот и...
- Остатки, говоришь? А почему наш солдат в строевых ротах как Иисус в пустыне? - спросил Рыбаков.
- Все, что положено по рациону, до грамма...
- А на каких харчах пухнет твоя хозяйственная рота? - наступал Рыбаков.
Вишняковский открыл планшетку, закрыл ее и отбросил назад. Заморгав, выпалил одним духом:
- Обмен, честное слово!
- А может, обман? - Я подошел вплотную к хозяйственнику.
- Никак нет! Операция... - Слово вырвалось неожиданно.
- Операция? Какая такая операция? Выкладывай как на духу.
- Дохлые кони кормят. Виноват... Мыло то есть, кони...
- Мыловарня? - догадался Рыбаков.
- Ну-ка, ну-ка?
- На переправе дохлых лошадей, битюгов... Сюда - и на мыло. Мыло - в Цебриково, на восток, сто километров, в обмен на мясо, сало, картошку...
- Масштаб?
- Крохотный.
- Что требуется?
- Разрешения ваши, товарищ подполковник, товарищ майор.
- Так получай мандат, можем самый большой! По четырнадцать часов в сутки солдаты пузом землю гладят, на пять верст вокруг изрыли ее. Соки выжимаем... Нюх у тебя, бедовая голова, есть? Чем пахнет?
- Наступлением.
- В точку! Так подкорми, христом-богом прошу! Весь передний край Степной армии твой и переправа твоя. Подбирай дохлых битюгов, тащи в мыловарню!
22
Комбат Чернов встречает меня и замполита вежливо, официально. Не распахивает своей замкнутости, даже когда мы с Рыбаковым откровенно радуемся слаженному маршу курсантской роты "на встречный бой".
Короткий привал, и батальонная труба уже зовет на строевой плац с препятствиями. Чернов с секундомером стоит на возвышенности - плотный, с фуражкой, слегка надвинутой на прямой лоб, - и негромким голосом отдает самые неожиданные команды. Воспринимаются они будущими младшими командирами с готовностью: ползут по-пластунски, в полном боевом берут с ходу бум, перепрыгивают через заборы, выкладываются до последнего, будто и не знают усталости.
Прощаясь с Черновым, говорю ему:
