Опыт нашего участия в создании безопасной гавани во многом научил нас тому, как внедрять принципы WikiLeaks в политический курс. Мы занимались этим не в силу каких-то амбиций, как думают некоторые, но потому, что это естественное продолжение нашей деятельности – говорить правду власти. В конце концов было бы здорово найти еще кого-то, проявляющего интерес к нашему проекту, и поддержать его с помощью аппарата свободных государств. Интернет в каком-то смысле тоже государство, но государство воображаемое, которое может посещать и покидать любой, не имея никаких паспортов. Однако есть и примитивные аспекты. Хотя в Интернете может публиковаться каждый, Интернет не дает защиты, а в худшем случае оборачивается самым мощным в мире инструментом надзора. Он поощряет свободу прессы, но точно так же поощряет и тех, кто ненавидит свободу прессы. Такова ирония новых технологий, и именно ее мы старались преодолеть, предпринимая поиски опоры под ногами, поскольку нашим представлениям о справедливости требовалась законодательная поддержка. Мы многому научились и познакомились со многими хорошими людьми, включая уже упомянутую Кристинн Храфнссон, исландскую журналистку и активистку, которая потом стала важным сотрудником WikiLeaks.
Прогулки по Рейкьявику были духоподъемными: люди улыбались, махали нам, считали себя нашими сторонниками. Но я чувствовал огромную усталость. К этому времени я совершил такое количество поездок, прошел через такое число громких историй, провел столько мероприятий ради продвижения нашего дела, что уже ощущал угрозу не только своему здоровью, но и жизни. Я чувствовал себя выпотрошенным. Продолжалась парламентская бюрократия – обычное дело, но я принял ситуацию близко к сердцу, видя в ней молчаливое осуждение моей жизни в бегах. Очевидно, что в каком-то смысле я бежал от неких злобных сил еще с тех пор, как был ребенком, когда мама возила нас через всю страну, скрываясь от своего навязчивого ухажера. В Исландии порой трудно отличить день от ночи, и мне это болезненно напоминало мое неприкаянное детство. Я по-прежнему ночами сидел за компьютером, а днем бросался на поиски новых возможностей. Однако мой аккумулятор, даже если садится, всегда со временем каким-то волшебным образом оказывается полностью заряженным.
Нам на отдаленный сервер пришла новая видеозапись. Плохое качество, большая зернистость изображения. Но я не мог оторваться от картинки. Мужчины, идущие по улице Багдада. Двое из них – журналисты. Еще минута – и они уже мертвы. Их тела в клочья разнесет боевой вертолет армии США. Я смотрел эту запись снова и снова, понимая: очень скоро на нас будет направлен свирепый взгляд общественного внимания.
11. Сопутствующее убийство
В марте 2010 года, после короткого периода разъездов, включая выступление на конференции в Осло, мы вернулись в Исландию и сняли там дом. Наши арендодатели думали, будто мы приехали наблюдать за вулканами – эта легенда объясняла, почему у нас так много компьютеров и видеооборудования. Настоящей причиной аренды отдельного дома стала видеозапись из Багдада. На тот момент этот документ был самым важным из всей присланной нам информации; в видеозапись требовалось вникнуть, проанализировать ее и подготовить к публикации. Я хотел, чтобы весь мир увидел эту запись. Она была крайне важна не только для понимания войны как таковой, но и для этической оценки того, во что превратилась иракская война и как она затронула нашу повседневную жизнь.
Дом, который мы арендовали, превратился в настоящую берлогу. Повсюду стояли чашки с недопитым кофе, тянулись компьютерные провода и валялись шоколадки – приметы нашей сумасшедшей жизни. Заехавшему журналисту из New Yorker пришлось терпеть царивший в доме хаос и наши бессонные ночи. Я неделями почти не вылезал из-за компьютера. Мне даже волосы стригли, пока я сидел за терминалом и работал над записью, – надо было успеть к сроку. Требовалось максимально очистить запись от постороннего шума и треска, чтобы сделать финальную версию настолько четкой, насколько возможно. Люди носились по дому с воплями, идеями, порой в слезах. Никакие прежние безумные графики и прыжки между континентами не выдерживали сравнения с подготовкой видеозаписи «Сопутствующее убийство». Думаю, именно там взяла начало моя репутация работоголика и человека, не обремененного мыслями о гигиене. Такой образ жизни диктовали не только объем и важность работы, но и чувство ответственности. Нас тревожило предстоящее: мы и надеялись, и верили, что запись изменит представление общественности о жуткой иракской войне и поможет положить ей конец.
Наша видеозапись собрала более одиннадцати миллионов просмотров на YouTube, еще больше людей увидели ее по телевизору. Это знаменитый документ нашего времени. Когда я первый раз смотрел запись, было не совсем ясно, что там происходит: изображение дерганое, очертания фигур размыты, движения только угадывались, драматургия сюжета не прочитывалась, поэтому отсутствовала и сила воздействия. Но когда я просмотрел ее второй, третий раз и обнаружил наконец, что там запечатлено, то почувствовал полное опустошение. Я тщательно исследовал тему, выяснил, что за люди были на записи, когда она была снята, с каких углов и как вообще получилось, что это убийство средь бела дня оказалось запечатлено на видео. Мы разделили запись на три части, чтобы лучше представить последовательность событий. Работа шла медленно, происходящее на записи то гипнотизировало, то будто тебя окатывали ледяной водой. По ходу работы у нас не оставалось никаких сомнений: на видео запечатлены двенадцать человек, среди них двое журналистов Reuters, занимавшихся своей работой, которых расстреляли из 35-миллиметрового орудия с американского вертолета «Апач». Понадобилось время, чтобы выяснить, кто в первую очередь был убит в этой бойне, и затем понять, что два человека, выживших в ходе первоначального обстрела, но затем убитых, – это люди из Reuters. Мой коллега Инги Рагнар Ингасон внимательно изучал кадр за кадром и разобрался в сюжете, который связан с микроавтобусом. К месту обстрела подъехал микроавтобус, из которого выбежали люди, чтобы помочь раненому, но в следующие минуты повторным огнем машина была разнесена на куски, а люди убиты. Двое детей, сидевших в микроавтобусе, были ранены, и на следующем кадре видно, как их несут американские пехотинцы.
Над этой видеозаписью работала вся наша команда. Кристинн Храфнссон взялась за дальнейшее расследование и выяснила, что случилось с детьми. Биргитта постоянно была рядом, помогала советами и выступала в роли рупора нашей группы. Инги занимался черновой версией, очищал от шумов и мелких деталей, а потом принялся за монтаж. Гюдмюндюр Гюдмюндссон работал над звуком. Роп Гонгрейп выступил в роли исполнительного продюсера, он покрыл все расходы, и, можно сказать, лишь благодаря ему состоялся сам проект. Смари Маккарти подготовил веб-версию. Даниэль Домшайт-Берг, возможно, не вполне осознавая происходящее, начал отдаляться от нашей группы и даже мешать работе. Наверное, в подобных коллективах, состоящих из волонтеров, неизбежно что-то начинает идти наперекосяк, у кого-то пропадает интерес, у кого-то, напротив, растет аппетит и раздувается самомнение. Домшайт-Берг стал совершенно несносен, думаю, он просто не смог увидеть леса за деревьями. Нас совершенно вымотала его враждебность, а ведь впереди нас ожидало очень дерзкое и довольно ужасное предприятие.
Была еще одна причина, вынуждавшая нас опубликовать видеозапись: неточное освещение этого инцидента прессой – яркий пример манипуляции историей в политических целях. В некоторых заметках даже предполагалось, что машину обстреляли повстанцы, хотя из нашей видеозаписи совершенно четко следовало, что приказ отдали американцы и они же устроили бойню. Другие журналисты предполагали, что имела место перестрелка и журналисты Reuters случайно попали под огонь. Все это ложь. Мы решили сопроводить видеопоказ словами Оруэлла: «Политический язык предназначен для того, чтобы заставить ложь выглядеть правдоподобно, убийство – достойно и придать видимость пустому звуку», – чтобы показать, как политический язык используется для оправдания безрассудных убийств. Решение назвать видеозапись «Сопутствующее убийство» принято нами как дань уважения свидетельству о гибели людей. Мы знали, что такое название будет звучать спорно, но иных слов мы не нашли.
Название оказалось бомбой и спровоцировало целую бурю – это одновременно и удручало, и удивляло, даже учитывая, что я знал, как работают западные журналисты и как они относятся к официальной позиции правительства США. Они настолько были переполнены чувством собственной значимости, что, увидев нашу запись, первым делом решили прицепиться к названию, а не к содержанию. Многие журналисты вбили себе в голову, будто соединение правды с официальной ложью дает «сбалансированную картину», и они не видят разницы между торжественным выступлением на камеру и серьезной работой, обусловленной нравственным императивом. Пол Кругман как-то пошутил: если кто-то объявит, что Земля плоская, то газеты выйдут с заголовками вроде «Взгляды на форму планеты разошлись». В нашей «смонтированной» версии первые одиннадцать минут не подвергались вообще никакой обработке, чтобы показать контекст происходящего. Мы вывесили ее на сайте collateralmurder.net одновременно с полной 40-минутной версией. Дорогой CNN, в чем твоя проблема? Возможно, нам стоило назвать запись «Сопутствующее укрывательство» и покончить с этим.
