— И он что же, сразу согласился сотрудничать с ними? — спросил Михеев.
— Ему сказали прямо, что, если он не согласится, отцу будет плохо, да и ему не лучше. В общем, после короткой обработки Рублевский поддался, как он выразился, «под страхом мести и разоблачения его происхождения и причины изменения фамилии». Кстати, исказил он ее по совету покойной тетки, когда получал паспорт. В метриках стерли первую букву. Лишь тогда якобы тетка рассказала ему о прошлом отца-петлюровца, посоветовала скрыть и забыть его. Да он почти и не помнил родителей. Только перед смертью тетка открыла племяннику то, что отец его жив, но где он за границей, не знала. И вот обнаружился отец в новогодний день. Для начала Рублевский позволил сфотографировать свое удостоверение личности, дал расписку в том, что никому не расскажет о состоявшейся встрече и разговоре, написал короткий ответ отцу, в котором подтверждал, что посильно поможет его друзьям. Рублевский указал даты еще пяти встреч с тем же человеком, который при повторном свидании назвал себя Климом Климовичем. Каждую встречу тот использовал для учебы, натаскивая старшего лейтенанта в качестве своего агента. Точно установить все, что передал Рублевский этому Климу Климовичу, теперь трудно. Сам он утверждает, что собственноручно написал короткие характеристики на работников штаба армии, а из оперативных документов успел передать лишь сведения о передислокации частей. Считаю, показания Рублевского соответствуют истине. На первой радиопередаче мы и засекли их.
— Что ж, тут все ясно, остается… — задумался Михеев, постукивая пальцами по столу.
Будников и сам хорошо знал, что́ остается выяснить и доказать. Роль каждого из арестованных в ликвидированной шпионской резидентуре, кроме Кагарлицкого, он же Клим Климович, была полностью доказана материалами предварительного расследования и показаниями самих агентов абвера. Но вот поставить бесспорную точку на подлинной роли в резидентуре самого Кагарлицкого, точно установить, кто он есть на самом деле, оказалось сложнее. Он вел себя резко, на вопросы не отвечал либо твердил «ничего не знаю» и даже отрицал знакомство с Рублевским и Осиным. На очной ставке с Осиным Кагарлицкий не выдержал, заматерился, бросив: «Сопляк, ты меня путаешь с кем-то, я же тебе на улице сказал об этом, когда ты пристал с разговором».
Радисту Хопеку не была известна личность Кагарлицкого. На допросе он пояснил:
«Я знал о существовании «главного», но кто он, в глаза не видел. Связь со мной установил его помощник Кострица. Это произошло осенью прошлого года. Шесть лет немецкая разведка не тревожила меня, потеряла — я переезжал, думал, забыли. А в Сенче этот появился, Кострица, велел перебраться в Киев… Зимой в Бровцы привез передатчик и свел с Осиным, а этот недавно передал связь дамочке, Римме Савельевой, которая самостоятельно приезжала ко мне только однажды. И в тот же день в школе я столкнулся с Кострицей, на ходу перебросились несколькими словами. Он поспрашивал о Савельевой, об Осине и о том, какая обстановка, сунул мне донесение для передачи».
Будников первым нарушил молчание, ободряюще сказал:
— Подождем немного, что покажет на следствии Рымарь. Ведь именно ему дал телеграмму Рублевский о выезде в Москву. Без Рымаря Кагарлицкий не явился бы в Киев. Значит, у них довольно доверительный контакт.
— Я тоже так думаю. Допрос Рымаря начали?
— Идет.
— Давай, Виктор Иванович, проследи, что показывает он на Кагарлицкого, — с озабоченным видом предложил Михеев. — Сегодня, сейчас мы должны с уверенностью знать лицо резидента. Мне вечером на доклад к наркому. Все же теперь у нас в руках…
Михайло Рымарь не заупирался. После очной ставки с Кагарлицким он стал говорить о нем многозначительно, как о главной персоне, с которой не первый год имел дело, стараясь заодно принизить свою роль, подчеркнуть неохоту к преступной деятельности.
— Когда Кагарлицкого арестовали — не теперь, а в тридцать восьмом, — я ожил, думал, его шлепнут. Бежал! В прошлом году заявился…
Дактилоскопическая проверка помогла опознать, кто такой человек, называвшийся Кагарлицким. Под этим именем действовал кадровый разведчик абвера Карл Ризер. Он не ожидал, что встреча с Осиным станет роковой. Ему необходимо было лично руководить резидентурой, к тому же с каждым днем все активнее. У него имелся надежный помощник для особых поручений, который негласно охранял шефа, присматривал, нет ли за ним слежки, вел наблюдение и за «своими» людьми, изучал намеченных для вербовки кандидатов. Хопек и Рымарь также назвали его фамилию: Кострица. Но следствие не установило ее подлинность.
* * *
В огромном, по-деловому уютном кабинете Наркома обороны Анатолий Николаевич бывал сдержан. Здесь, докладывая герою-маршалу, ветерану Первой Конной, он говорил мягче обычного.
Маршал Тимошенко знал Михеева еще в ту пору, когда командовал Киевским Особым военным округом, ценил и уважал молодого начальника особого отдела, направленного партией в органы госбезопасности. То был трудный период исправления допущенных ранее нарушений революционной законности, а также укрепления руководства борьбой армейских чекистов с вражеской разведкой.
Михеев тогда много занимался вопросами пересмотра следственных дел на бывших военнослужащих округа, был горяч и напорист в реабилитации невинно пострадавших, и эта его благородная настойчивость была хорошо известна Тимошенко и вызывала у маршала одобрение и поддержку. Расположительное отношение Тимошенко к Михееву сохранилось и теперь, в Москве, прорываясь в дружеском, а то и в покровительственном обращении, зачастую переходившем с «вы» на «ты».
Сейчас, докладывая наркому о ликвидации резидентуры абвера в Киевском Особом военном округе, Михеев снова упомянул о допущенной ошибке, связанной с исчезновением охранника резидента.
Маршал заметил:
— Вы докладываете так, будто напрашиваетесь на выговор.
— Я заслужил его, — поднялся Михеев из-за стола. — И в свою очередь накажу тех, кто обязан был не допустить грубой проглядки.
— Разве в выговоре суть, товарищ Михеев? Выговорами не залатаешь ошибок и просчетов. Пусть этот случай станет для особистов настоящим уроком.
— Болезненный урок.
— Значит, вы уже наказаны. Да садитесь, чего поднялись. Меня, знаете ли, сильно тревожит внедрение шпиона в штаб округа. Кто способствовал этому? Случайность в выборе кандидатуры или содействие другой вражеской руки? Вы разобрались? — спросил нарком, и на его лбу шевельнулись морщинки.
— Наши опасения не подтвердились, — снова присел к столу Михеев. — Было указание руководства КОВО взять из четырех армий по одному командиру для работы в штабе округа, остальное пошло по административным каналам.
