«МОЛОДАЯ РЕДАКЦИЯ»: ВМЕСТЕ И ВРОЗЬ
Став во главе «молодой редакции», Григорьев больше всего занимался отделами критики, библиографии, театральных рецензий — наиболее ему интересными. Конечно, в меру сил он участвовал и в других отделах: публиковал стихотворения, стихотворные переводы (перевод начала поэмы Байрона «Паризина»), прозаические переводы, среди которых выделяется роман Гёте «Ученические годы Вильгельма Мейстера». Но все-таки главная его роль в тогдашнем «Москвитянине» — литературный и театральный критик.
У Григорьева было немного монографических рецензий, то есть отзывов об отдельных произведениях, его тянуло на обобщения, на обзоры. Надо учесть, что после кончины Белинского (1848) жанр литературного обозрения захирел. Чтобы создавать один за другим крупномасштабные, проблемные годовые обзоры, нужно было обладать большим талантом, уметь выискивать и анализировать какие-то общие магистрали литературного развития, да еще и прогнозировать их дальнейшие пути. Конечно, для такой работы должен был существовать соответствующий литературный материал. А после Белинского началось «мрачное семилетие» с жуткой цензурой, что очень обескровило и «раздробило» литературные потоки, сами художественные произведения как бы захирели и ослабли.
Некоторые журналисты пытались продолжать дело Белинского, то есть по-прежнему публиковать годовые обозрения (вспомним, что и Григорьев — один из создателей статьи «Русская литература в 1849 году» в «Отечественных записках»), но вынуждены были вскоре отказаться из-за отсутствия одного главного критика, а коллективные обзоры, где участвовали сразу пять-шесть человек, оказались никчемными, статьи рассыпались на отдельные кусочки. Постепенно такие крупные статьи стали заменяться значительно более мелкими помесячными обзорами: в каждом номере толстого журнала, выходившего 12 раз в год, давался обзор литературы и журналистики за минувший месяц. Ясно, что месячные обзоры было писать значительно легче годовых: за месяц вряд ли существенно менялись методы, жанры, стили в потоке рецензируемых произведений, не нужно было потуг на выделение общих магистральных путей, на создание общих эстетических концепций, достаточно было перечислить произведения (или номера журналов) и анализировать их по отдельности.
Родоначальником месячного обозрения в период «мрачного семилетия» считался бойкий и умный фельетонист «Современника» А.В. Дружинин, вслед за ним этот жанр стали использовать и другие толстые журналы. Но еще в 1847 году, в «Московском городском листке» Григорьев относительно регулярно помесячно обозревал главные журналы и газеты Петербурга и Москвы. Ему нравился этот жанр, он потом, в 1849-м, рекомендовал Краевскому ввести его в «Отечественных записках». У Погодина в «Москвитянине» ничего подобного не было, ни годовых, ни месячных обозрений, но как только в «молодую редакцию» пришел Григорьев, он сразу же ввел месячные обзоры, решив, что удобнее всего опираться на периодику, да и в самом деле, тогда именно в журналах главным образом, а не отдельными изданиями, печатались романы, повести, драмы, стихотворения, да еще в журналах часто публиковались ценные статьи на различные гуманитарные темы, которые тоже было интересно проанализировать.
И с января 1851 года в «Москвитянине» почти в каждом номере стали публиковаться обзоры журналов (иногда и газет); когда рецензенты запаздывали, то они брали для одной статьи сразу несколько номеров журнала-объекта, когда обозревали более или менее регулярно, то рассматривался всего один последний номер соответствующего журнала. Григорьев распределил журналы среди главных участников «молодой редакции»: сам он обозревал «Современник» и «Репертуар и пантеон», Е.Н. Эдельсон — «Отечественные записки», Т.Н. Филиппов — «Библиотеку для чтения» (с 1852 года Григорьев почему-то поменяется с Филипповым журналами).
Конечно, можно было и в таких «дробных» статьях высказывать свои общие представления об эстетике, о художественности и т. д., но Григорьеву этого было мало, и он решил в «Москвитянине» возродить любимый жанр Белинского — годовой обзор. В начале 1852 года в журнале появилась его статья «Русская литература в 1851 году», а через год — «Русская изящная литература в 1852 году».
Уже в первой статье Григорьев пунктирно наметил основные принципы, которые будут главенствовать в его мировоззрении периода «молодой редакции». В начале статьи он себя прямо называет сторонником исторической критики, то есть критики Белинского (имя Белинского ведь было тогда под цензурным запретом, его нельзя было называть); миросозерцание писателя обусловлено «временными и местными историческими обстоятельствами», и это должен учитывать и анализировать критик. Но законы изящного — вечны, а именно этими вечными категориями измеряются достоинства временного, частного. Здесь прощупывается полная аналогия с более поздними декларациями критика в сфере этики: существуют вечные моральные законы (понимаемые, конечно, как христианские заповеди), которыми судится все преходящее. Собственно говоря, уже в ранних «москвитянинских» статьях Григорьева наблюдается соотнесение эстетических и нравственных принципов.
Так, уже в первой обзорной статье главным критерием искусства объявляется «искренность» писателя, а ведь искренность можно рассматривать и с эстетической, и с этической стороны. И еще одна важная деталь. Среди принципов «молодой редакции» весьма важную роль играла объективность писателя, почему критиковались субъективистские капризы автора, его вмешательство в повествование и т. д. Этот крен очень заметен в статьях Островского, о которых уже говорилось (может быть, Островский потому и избрал деятельность драматурга, что в пьесах включение автора в повествование сведено к минимуму?). Григорьев как будто бы тоже противник писательских капризов и вторжений в текст, но его юная романтическая закваска, которая усиливала внимание к роли писателя и месту писателя в тексте произведения, не будет потеряна и в период «молодой редакции», а далее она станет еще заметнее; при анализе произведений критика всегда будет интересовать мировоззрение писателя и его отношение к своим персонажам и коллизиям; как подчеркивал Григорьев, деятельность всякого истинного художника состоит из двух элементов — «субъективного или стремления к идеалу, и объективного, или способности воспроизводить явления внешнего мира в типических образах». Критик старался осветить эти оба элемента.
Утопические мечты членов «молодой редакции» о возможностях, говоря нашим языком, классового мира, возможностях безболезненного, бесконфликтного сближения с народом, и — соответственно — рост недовольства по поводу «капризов» личности, по поводу всяких напряжений, протестов, конфликтов — все это воплотилось в статьях Григорьева в виде суровой критики тех литературных сфер и направлений, которые были очень дороги Белинскому: линия Лермонтова и «натуральная школа», идущая от Гоголя. Постепенно и сам Гоголь низводился с высокого пьедестала за свою напряженность и мучительные метания, а уж его продолжатели тем более осуждались за мелкотемье, за внимание к болезненной личности и, о чем Григорьев говорил еще в статьях и письмах к Гоголю в 1847 году, за фатализм, за перекладывание причин и ответственности с человека на среду, на судьбу.
