Соединяясь верою со Христом, мы принимаем всем своим существом и делаем своим желанием желание Христа уничтожить корень зла – грех и бороться с ним даже до смерти. Поэтому только наша вера являет нам, что Крещение – это истинная смерть и истинное воскресение со Христом Иисусом.
Как же явно и реально открывается нашей душе в Таинстве Крещения то, что мы умираем со Христом?
В христианском понимании смерть – это прежде всего духовное явление. Можно быть мертвым, еще живя на земле, и быть непричастным смерти, лежа в могиле. Смерть – это отделенность человека от жизни, т. е. от Бога. Поэтому в Крещении мы умираем духом для духа злобы – и как человек, сходящий в могилу, перестает быть участником в делах земных, так мы – умирая духом.
Как однажды нам должно родиться плотию от материнской утробы, чтобы войти в мир и жизнь земную, так однажды нам должно родиться свыше от воды и Духа для того, чтобы войти в жизнь вечную.
Рождение есть начало жизни. Без него нет и самой жизни, вот почему необходимо обозначить день своего рождения для жизни вечной Таинством Крещения.
Человек сотворен Богом из плоти и духа, и каждое из этих естеств должно получить достойное бытие.
Плотию мы приходим в мир бессознательно: нас никто не спрашивает, хотим ли мы родиться для жизни и смерти (в этом рождении мы несвободны), духом же мы рождаемся свободно. Мы своею волею говорим: «Я хочу родиться в жизнь вечную и осознанно прихожу к Таинству Крещения, как к моему рождению во Христе, в истине и вере».
Рожденное от плоти есть плоть, рожденное от Духа есть дух (Ин. 3, 6). Почему же только крестившиеся во Христа могут быть причастниками блаженства вечной жизни? Почему Иисус Христос, казалось бы, так жестоко сказал: «Если кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царство Небесное»?[41]
Если бы не было дня и часа нашего рождения, то не было бы и самого нашего существования на земле. Если бы не было этого краткого мгновения рождения, то не было бы и всей долголетней нашей жизни. Дух же наш живет теми же законами. Если не совершится Таинство Крещения, если не будет этого мгновения рождения духа, то не может быть для нас и вечной духовной жизни.
«Я верный вдохновению псаломщик, стихами утешающий себя»
Стихи
«Сегодня ты чего-то невеселый»,—
Подметит разговорчивая мать,
И мы, словно соседи-новоселы,
Расходимся по комнатам молчать.
И слышу я, как швейная машина
Справляется с заплатанным шитьем,
А кто-то по привычке, по старинке
О ночке напевает за окном.
Что лучше заполуночного чая?
Присяду «на купеческий» за стол —
Оттаивает кровь моя густая
И капает варением на стол.
И чувствую – напрасны все старанья,
Не вылечат сегодня от тоски
Ни долгое квартирное шатанье,
Ни крепкие настойки из травы.
И только усмотрю, что в этом мире
Я небом по случайности забыт, —
На дедовской потрескавшейся лире
Псалмы я запою, как царь Давид.
Душевно пропою на всю окрестность
О небе, о земле и о любви,
Чтоб властная ночная безызвестность
Не скрыла псалмопения мои.
Спою, что я, по правде, и не спорщик,
И хмурый только так, издалека,
Я верный вдохновению псаломщик,
Стихами утешающий себя.
И все вокруг немного повздыхает —
И ночь, и тишина, и желтый свет.
И тихо, словно бабочка ночная,
Забьется о стекло пушистый снег.
И сердце воскрешается псалмами,
И городом владеет царь Давид…
С улыбкою, поднявшись над домами,
Луна его от шума сторожит.
О Божественной славе повсюду
Проповедуют неба глаза,
О свершениях Господа людям
Откровенно вещает земля.
И не зная ни сна, ни покоя,
День ко дню передаст все дела.
И ночь ночи, под звездами стоя,
Перескажет, что было вчера.
Нет таких языков и наречий,
Где не помнился голос бы их,
Всюду слышатся звездные речи
И пылающий солнечный стих.
Над землей всей идет их звучанье,
До пределов Вселенной оно.
И поставил Господь в назиданье
В лике солнца жилище Свое.
И выходит оно, женихаясь, —
Покидает свой брачный чертог.
Исполинскою силой играясь,
Веселится на шири высот.
Оно выйдет из дали небесной
И, прошествовав, вдаль забредет,
И ничто не сокрыто завесой
От его теплоты и щедрот.
Совершенен закон и безмерен,
Коим Бог обновляет людей,
И в своих откровениях верен,
Коль мудрейшими ставит детей.
Повеления Господа правы,
Веселят они правдой сердца
И, как будто лечебные травы,
Исцеляют людские глаза.
«За год беспечного мытарства»
За год беспечного мытарства
Я повзрослел как будто вдруг:
Не пил новейшие лекарства,
А просто посмотрел вокруг.
Я повзрослел. И не годами,
А невещественной душой,
За всех, кто правду чтит устами,
А сердце затворил молвой.
За всех, бегущих без оглядки
И правых лишь от слепоты,
За всех, не побывавших в схватке
И не любивших соль земли…
Как все не по-житейски быстро
Насело на громаду плеч…
Что ж, говорили, я плечистый, —
Да и к чему себя беречь?
«Как приблизится время цветенья»
Как приблизится время цветенья
Золотистой осенней листвы,
Так приходит ко мне вдохновенье
Из далекой лесной стороны.
Оно поутру в город заходит,
С хороводом ветров и дождей,
И меня без ошибки находит
Среди полчищ машин и людей.
Если в шумном метро я кочую,
То оно золотистой стрелой
Проникает сквозь толщу земную
И становится рядом со мной.
И такое с душой сотворится,
Что сказать – не поверит никто.
Мне завидуют вольные птицы
За сиянье и легкость ее.
Я тогда становлюсь на мгновенье
Не от мира сего молчуном,
А бесплотных стихов сочиненье
Служит хлебом тогда и питьем.
И тогда ничего мне не стоит
Бросить все и уйти в монастырь,
И упрятать в келейном покое,
Как в ларце, поднебесную ширь.
