А после того как структура укрупненного Северо-Кавказского совнархоза была готова, ее предстояло согласовать. «По нашей схеме управления, — рассказывает Дмитрий Владимирович, — у нас получилось 11 замов председателя совнархоза. Но Сергей Александрович Афанасьев сказал, что Хрущев перед очередной поездкой подчеркнул, что замов должно быть всего два. Один — по обороне, а другой — по всем остальным вопросам. И Афанасьев настаивал: „Чертите на двух замов“. Мы сначала сократили число замов до девяти, потом до семи. Но два зама — это было нереально. Тогда Байбаков решил отстаивать нашу схему. Написал все, как задумывали… И наши предложения утвердили».
И вновь Москва
В декабре 1962 года Николай Константинович с группой сотрудников выехал в Ростов-на-Дону. Однако на новом месте он проработал совсем недолго. Через три месяца (в марте 1963 года) ему позвонил председатель Бюро ЦК КПСС по химии П. Н. Демичев: «Срочно прилетай в Москву. С тобой хочет побеседовать Никита Сергеевич».
Он летел в Москву и думал, с чем же связан этот неожиданный вызов. Вспомнил и поездки Хрущева на Кубань. Встречи были недолгими, разговоров обстоятельных не велось, все как-то на ходу. В память будто врезался пристальный взгляд первого секретаря ЦК КПСС во время одного из посещений, словно тот пытался понять — не держит ли Байбаков обиды…
— Вы проделали большую работу, — начал разговор Никита Сергеевич. — Надо вам в Москву переходить. Хотим назначить вас председателем Госкомитета по химии.
— Никита Сергеевич, не трогайте меня, — попросил Байбаков, — мне там нравится. Тем более что мы образовали региональный совнархоз.
— Нам ваши заслуги известны, — Хрущев был настроен решительно. — И то, что вы принципиальны, мы тоже знаем. Мы же с вами не расставались. Вы были назначены председателем Госплана РСФСР, но повели себя не так, как нужно.
— Я вел себя так, как подсказывал мне мой разум.
— Вы что, думаете отказаться? — Никита Сергеевич уже начинал сердиться.
— Нет, я не могу отказываться. Если я нужен здесь, то остаюсь. Но председателем Госкомитета по химии? Я же не химик.
— Но вы же нефтяник и занимались добычей нефти и газового конденсата, а это — ценное сырье для химической промышленности.
Так состоялось его возвращение в Москву…
Но ничему не научился
Байбакову Хрущев доверил самое сокровенное — химизацию страны. «Людей нужно накормить», — не сдавался Никита Сергеевич. Целина, кукуруза, теперь на передний план выдвигались минеральные удобрения. К тому же без химии невозможно было продвигать легкую промышленность. В духе времени ленинская формула о том, что такое коммунизм, зазвучала по-новому — «советская власть плюс химизация народного хозяйства»! Соответствующее постановление Пленума ЦК КПСС было принято в мае 1958 года, но с химией дела шли откровенно плохо.
Хрущев метался. То объявлял, что нужно «сократить расходы на оборону и эти средства направить на производство минеральных удобрений», то призывал «заморозить на три года металлургию и отдать деньги на химию». А еще его очень беспокоило сырье для химической промышленности. В середине 1963 года Никита Сергеевич направил в Президиум ЦК КПСС записку, в которой поставил вопрос о целесообразности быстрого развития газовой промышленности. Газ нужно беречь для потомков, доказывал Хрущев, использовать только на бытовые цели и нужды химии. Реакция последовала незамедлительно — тут же по распоряжению Кремля были приостановлены работы по строительству газовых магистралей, по поиску и разведке новых месторождений… Газовики были в ужасе!
Но не из робкого десятка оказался руководитель отрасли Алексей Кириллович Кортунов. Человек, прошедший всю Великую Отечественную войну и удостоенный звания Героя Советского Союза, он умел идти на риск и брать на себя ответственность. Во что бы то ни стало начальник Главгаза СССР решил отстоять отрасль. Вместе с заместителем председателя Госплана СССР Вартаном Александровичем Каламкаровым, отвечавшим за топливо, энергетику и химию, он начал готовить записку в ЦК. Нужно было объяснить первым лицам, что основным источником получения сырья для химического производства является не природный, а попутный нефтяной газ. Именно этот газ содержит тяжелые углеводороды, необходимые для выпуска полимеров. Кроме того, «себестоимость природного газа непосредственно у потребителя, с учетом всех затрат, ниже себестоимости угля в 5 раз, а производительность труда в добыче газа выше, чем при шахтной добыче угля, в 30 раз. Общая экономия от применения газа за истекшие четыре года семилетки составила 3,3 миллиарда рублей, всего же за семилетие она должна превысить 8 миллиардов рублей. Это в два раза больше всех капитальных вложений в газовую отрасль».
Перед тем как направить письмо в ЦК, Кортунов и Каламкаров решили посоветоваться с Д. Ф. Устиновым, тогда председателем Высшего совета народного хозяйства. Дмитрий Федорович внимательно прочитал документ, выслушал объяснения и сказал: «Если вы решили послать записку, надо это делать не за двумя подписями, а с бо́льшим числом подписей, чтобы не получилось, что вы, топливники, ставите этот вопрос с узковедомственных позиций. Сами понимаете, что случай этот беспрецедентный и очень серьезный». Устинов посоветовал обратиться к специалисту по химии — заместителю председателя ВСНХ СССР С. М. Тихомирову, министру геологии А. В. Сидоренко и Н. К. Байбакову. Сам он обещал поддержку, но подписывать записку не стал…
Прямо от Устинова Кортунов поехал к Николаю Константиновичу. Они были давно знакомы, вместе работали. В 1958 году, когда Байбаков отправился в краснодарскую ссылку, именно Кортунов помог ему сохранить московскую квартиру. Никита Сергеевич распорядился жилье отобрать, но в столице оставалась дочка Таня, студентка Московского нефтяного института. Что делать? В Моссовете пообещали закрыть глаза на то, если квартира бывшего председателя Госплана РСФСР будет разделена на две части — так они смогут отчитаться в том, что вернули жилье городу. Но как провести строительные работы? Николай Константинович обратился к своему бывшему заместителю по министерству Кортунову… И тот не отказал! Эту историю в моей семье хорошо знают. Строительными работами по «расчленению» байбаковской квартиры руководил мой дед — Семен Исаакович Гинзбург, многие годы трудившийся под началом Алексея Кирилловича.
«Может быть, ты с чем-нибудь не согласен?» — спросил Кортунов Николая Константиновича, когда тот прочитал записку. Байбаков был явно озадачен. Он понимал, чем ему грозит подпись на таком документе… Но решил рискнуть. На следующий день, внеся редакционные поправки, со словами «Эх, была не была» — поставил свою фамилию. Подписали и другие участники «заговора» — Кортунов, Каламкаров, Сидоренко, Тихомиров.
