После такого рода примеров Екатерина II, конечно, могла надеяться, что сын ее не должен питать к ней ожесточенной ненависти за ее похищение престола; но все-таки следовало бы ему внушать, что если б мать его была заключена Петром III в монастырь и потом, вероятно, лишена жизни, то император Петр III, женясь на Воронцовой, едва ли сделал бы его наследником, едва ли даже признал бы его сыном, и что, вероятно, он сделался бы вскоре жертвой своей мачехи, которая не преминула бы иметь детей или, может быть, также сменена была бы другой. Страсти сильнее действуют на престоле и не в таком слабом государе, каким был Петр III.
Напротив, Павел был направлен совсем к противному. Правда, граф Панин доставил ему хорошее умственное образование; но характер его был совершенно испорчен: запальчивость и необузданность страстей, щедрость и мстительность в высочайшей степени, подозрительность на каждом шагу и трусость при первой же опасности, нетерпеливость во всем — словом, ожесточенные и самые неумеренные порывы составляли весь характер Павла. Глубоко закоренелая ненависть ко всему тому, что учреждено Екатериной, делала порывы его еще опаснее и вреднее. Взойдя на престол, ожиданием которого он истомился, с такой распаленной злобой, он стал коверкать все: и гражданскую и военную часть, и внешние отношения государства, а паче всего страсть к экзерцициям и запальчивая взыскательность за малейшие ошибки во фронте восстановили против него войско и все дворянство. Немцы, вышедшие из камер-лакеев и из ремесленников, и самые мелкопоместные дворяне, едва знающие грамоту, выслужившиеся через педантскую гатчинскую службу, стали угнетать и презирать дворянство, избалованное Екатериной. Оно раздражалось, писало пасквили и карикатуры, подкидывало самому императору насмешливые и ругательные письма Он в ярости требовал мгновенного отыскания виновных; полиция, желая удовлетворить его исступленному нетерпению, хватала, по малейшему подозрению, часто вовсе невинных, так что вошло уже в обыкновение хватать кого попало, лишь бы поскорее. Кто зазевался и не снял шляпы, кто не успел выйти из экипажа, кто переехал дорогу императору — всех брали в полицию: лошадей под артиллерию, людей наказывали палками. Господа трепетали; в домах все приходило в волнение, ежели кто из домашних не скоро возвращался домой. Старики и старухи не выпускали детей и внучат и сами не выезжали в то время, когда предполагали, что могут встретить императора.
Павел был чрезмерен во всем, и в гневе, и в любви. Влюбясь в фрейлину Нелидову и встретя упорное сопротивление, он предлагал ей умертвить свою жену. Нелидова объявила об этом Марии Феодоровве, которая до самой кончины сохранила к ней самую нежную дружбу и глубокую благодарность.
Нелидова, для большей безопасности от его преследований, поселилась в Смольном монастыре. Однажды Павел, находясь в Смольном со своей фамилией на детском бале, вдруг среди оного пошел из танцевальной залы по коридорам монастыря. Эконом этого заведения, граф Кутайсов, и еще кто-то третий последовали за ним; он скорыми шагами прошел в комнаты Нелидовой, отдернул занавесы ее кровати и с восторгом восклицал: «Это храм добродетели! Это храм непорочности! Это божество в образе человеческом!» — стал на колени, несколько раз поцеловал ее постель, а потом отправился назад. Нелидова находилась в это время в танцевальном зале при императрице. Мне сказывал это один из очевидцев.
Всем известно, как страстно обожал Павел Анну Петровну Лопухину, позже княгиню Гагарину; гренадерские шапки, знамена, флаги кораблей и самые корабли украшены были именем «благодати», потому что Анна по-гречески значит «благодать». Сколько было жертв его ревности и сколько милостей к ее родству.
Павел ежедневно выходил на свои вахт-парады и другие экзерциции и очень часто был ими недоволен, так что по нескольку офицеров вдруг бывали тяжело оштрафованы: их тут же хватали из фронта, сажали в кибитки и отсылали в Сибирь, в дальние гарнизоны, в крепости или разжаловали в рядовые. Сих последних тут же перед фронтом переодевали в солдатские мундиры, срывая с них офицерские признаки и разрывая платье. Император иногда сам наносил им по нескольку ударов палкой.
Будучи недоволен малым успехом в этих любимых экзерцициях, в которых он все переиначил и требовал с нетерпеливостью быстроты и точности, к чему, правду сказать, мудрено было и довести неповоротливую екатерининскую гвардию, император вообразил, что не довольно для этого учить солдат и офицеров, и учредил во дворце тактический класс, где какому-то школьнику из фехтовальных учителей приказал читать лекции для всех старых и заслуженных генералов. Сам Суворов принужден был слушать эти уроки. Это не столько раздражало Суворова, который отшучивался чрезвычайно остро, сколько всю нацию, которая гордилась своими победами при Екатерине и гением своих генералов, а наипаче Суворова. Нация негодовала на это недостоинство; император Павел становился в ее глазах смешным.
Все это и могло бы кончиться одними насмешками, если бы не было ссылок, заточений в крепости и казематы, наказаний кнутом, резания ноздрей, отрезания языков и ушей и прочих истязаний. В извинение этого говорят, что и самого Павла раздражали необыкновенным образом; но кто же подавал к этому повод и как можно унять целую нацию, которая видит, что ею управляют с жестокосердием, педантством и безрассудством? Восстановляя против себя дворянство и войско, Павел находился еще в заблуждении, будто бы привязывает к себе чернь тем, что он дал свободу расколам и запретил помещикам держать крестьян на барщине более трех дней в неделю. Но вместе с тем он отдавал свободных крестьян в крепостное владение своим приверженцам и гатчинским выслуженцам и при случавшихся от того возмущениях повелевал наказывать нередко кнутом. Итак, из всех сословий разве только одно духовенство не имело против него негодования…
Таким образом стонала Россия более четырех лет. Все ежеминутно были в тревоге и волнении; но при всем том никто и не помышлял о возмущении. В таком обширном и малонаселенном государстве, как Россия, восстание в провинциях невозможно, а в столице все было рассеяно и разделено.
Екатерининские вельможи были разосланы по деревням, государственные должности почти все заняты людьми самыми ничтожными и необразованными, и Россия терпела бы еще долго это ужасное ярмо, не смея и желать прекращения оного, если б император был благоразумнее или хоть бы осторожнее во внешних сношениях с прочими державами.
Он поссорился со многими державами и хотел вдруг объявить войну пяти или шести государствам, а паче всех он раздражил Англию до такой степени, что она-то и нанесла ему последний смертельный удар.
