К середине дня 20 декабря обстановка здесь обострилась. Потеряв до трети своего состава, 24-я пехотная дивизия сумела вбить клин между этими полками. Клин медленно продвигался к Северной бухте.
Раскрылся и секрет этой ожесточенной атаки, пролившей реки крови немецких солдат. У убитого немецкого офицера обнаружили приказ Манштейна командиру дивизии. В приказе строчки: «К исходу четвертого дня боев, используя все возможности, прорваться к крепости Севастополь и немедленно доложить о достижении цели». По докладу Крылова командарм бросил на этот участок последние резервы, перебросил некоторые части из других секторов, но положение выправить не удавалось... Но уже спешила помощь городу из Новороссийска. Телеграмма Жукова в Ставку возымела действие. Падение Севастополя никак не сочеталось с планами Ставки в Крыму, оно могло сорвать намечавшуюся одну из крупнейших операций первого периода войны. Телеграмма ушла в ночь с 19 на 20, а уже днем 20-го Жуков получил директиву Ставки.
Севастопольский оборонительный район передавался Закавказскому фронту. Командующему Закавказским фронтом предписывалось немедленно отправить в Севастополь стрелковую дивизию или две стрелковые бригады, не менее трех тысяч пополнения уже действующих частей Приморской армии, направить самолеты, обеспечить боеприпасами всех калибров. Вице-адмирал Октябрьский получил приказ отбыть из Новороссийска в Севастополь.
Командующий Закавказским фронтом тут же отреагировал на эту директиву. Уже к концу дня стало известно, что в Приморскую армию передается 345-я стрелковая дивизия, 79-я стрелковая бригада, отдельный танковый батальон. Почти все то, на что предположительно рассчитывал Крылов для наступательной операции.
Предстояло также в кратчайший срок получить десять маршевых рот.
И уже вечером пришло известие, что из Новороссийска вышли в Севастополь два крейсера и эсминцы под флагом командующего флотом.
Отряд кораблей ждали в Севастополе ранним утром 21 декабря, они должны были доставить не только командующего флотом, не только поддержать огнем своих орудий оборону, но они переправляли и стрелковую бригаду.
Все разведданные, собранные к исходу 20 декабря, показывали, что и на 21-е готовятся новые атаки, а во втором секторе вводилась в бой свежая 170-я пехотная немецкая дивизия, переброшенная из-под Керчи. Шестая по счету, последний резерв.
Утром, еще до рассвета, началась артиллерийская подготовка. На этот раз Манштейн ввел в дело дальнобойные орудия большого калибра — двенадцатидюймовые и четырнадцатидюймовые. Видимо, Манштейн их скрывал до той поры, пока его войска не достигнут черты города, для удара по кораблям.
О том, сколь сложна была обстановка в начале дня 21 декабря, Крылов увидел раньше других. У него на столе сосредоточились донесения из секторов, а из них было видно, что потери Приморской армии в личном составе убитыми и ранеными превысили пять тысяч человек, в стрелковых батальонах оставалось не более 200–300 бойцов. В донесении штарма командованию СОРа он своей рукой записал: «Резервов нет, все введены в бой».
Отряд кораблей не прибыл к назначенному сроку, а поскольку в походе сохранялось радиомолчание, никто не знал, что с ним, почему он запаздывает, прорвался ли он сквозь немецкий авиационный заслон.
В то же время немцам удалось потеснить приморцев в Бельбекской долине и овладеть господствующими высотами. Для атакующих открывались ворота к станции Мекензиевы горы. Это было настолько опасно, что Петров приказал немедленно контратаковать, пока немцы не закрепились на захваченных позициях. Но это было почти жестом отчаяния. Сил явно недоставало.
Немецкие солдаты просочились на два-три километра к Северной бухте...
Так складывались дела к полудню.
В 13 часов на глазах всего города в море разгорелся бой. К рейду прорывались боевые корабли, два крейсера и эсминцы.
Крылов и Рыжи переключили все береговые батареи и батареи дивизионов корабельных орудий на подавление немецких дальнобойных орудий. По немецким батареям били и главные калибры крейсеров. Над кораблями разгорелся воздушный бой. Истребители вел сам генерал Н. А. Остряков. Они разрывали строй немецких бомбардировщиков. Над морем вокруг кораблей вставали фонтаны разрывов. С лидера «Харьков» начала спешно разгружаться 79-я стрелковая бригада, около четырех тысяч бойцов, в основном морская пехота под командованием полковника А. С. Потапова, прославленного в боях еще при обороне Одессы.
У Петрова были заботы продвинуть бригаду к исходным позициям для контратаки на следующее утро.
Вслед за кораблями прибыл лидер «Ташкент» и доставил снаряды нужных калибров.
22 декабря сулило изменение обстановки, если и не на всех участках, то, по крайней мере, на самом опасном, под станцией Мекензиевы горы.
Утром 22 декабря 79-я бригада и 388-я дивизия поднялись в контратаку, в это же время начали наступление и немецкие войска. Встречный бой. Самый жестокий вид боя пехоты.
Наступал тот решающий момент боя, когда мобилизуются все духовные силы сражающихся. И с той и с другой стороны равное искусство, не равна численность, у немцев превосходство в людях и в вооружении, но во встречном бою эти виды превосходства теряют решающее значение, верх берут духовные силы. Севастопольцы защищали родную землю, немецких солдат гнал на штурм приказ, за их спиной стояла тень гестапо, а родина их отстояла от Севастополя на тысячи километров. Севастопольцы пересилили и двинулись, развивая успех, вдоль шоссе на Бельбек...
Их поддержала артиллерия двух секторов, богдановский артполк, крейсеры и эсминцы.
К вечеру 79-я бригада восстановила полностью позиции обороны.
23 декабря, на седьмой день штурма, через двое суток по истечении срока, назначенного Манштейном для захвата Севастополя, немецкие атаки прекратились.
Крылову надлежало незамедлительно дать объяснение: передышка или конец штурма? Надо было проанализировать десятки и даже сотни донесений разведчиков, наблюдателей, донесения артиллерийской инструментальной разведки, артиллерийских корректировщиков, показания пленных. Все сходилось на том, что Манштейн начал перегруппировку сил для нового удара.
24 декабря началась история, которая чуть было не сломила всю севастопольскую оборону.
В шестом часу утра на КП армии дежурил начальник оперативного отдела штарма майор А. И. Ковтун.
Петров и Крылов прилегли отдохнуть.
Без какого-либо предуведомления в комнату дежурного вошел генерал-лейтенант с Золотой Звездой Героя Советского Союза на кителе. Строго, как будто бы строгость подкрепляла авторитет его звания, спросил:
