Дрейк знал, что не может терять время попусту, ведь вскоре могли появиться испанские подкрепления с артиллерией. К тому же, если ветер стихнет, его суда сразу потеряют все свои преимущества перед галерами.
Впоследствии Дрейк говорил об обороне испанцев с пренебрежением:
— Доны причинили нам так мало вреда, что и упоминать об этом не стоит.
Однако именно в этот момент Дрейк получил удар с той стороны, откуда меньше всего ожидал. Младший флагман флотилии вице-адмирал Берроу, бывший приверженцем "партии мира" и навязанный Дрейку в плавание, уже с самого начала протестовал против захода в Кадис, ссылаясь на королевское запрещение. Когда же начался бой с испанскими береговыми батареями и флагман Берроу "Голден Лайон" попал под обстрел, Берроу покинул рейд Кадиса, уведя с собой еще несколько английских судов. Взбешенный Дрейк арестовал мятежного вице-адмирала, назначив вместо него капитана Маршаунта. Но Маршаунту не удалось вступить в командование, так как на "Голден Лайоне" начался открытый бунт, капитан был посажен под арест, а команда направилась домой. Разумеется, что столь вопиющее преступление не могло остаться безнаказанным, но в данный момент Дрейка волновало совсем другое.
Когда главное сопротивление было сломлено, англичане занялись погромом стоявших на рейде судов. Абордажные партии в шлюпках сновали по всему рейду. Повсюду ходили шлюпки с английскими абордажными партиями, которые захватывали испанские суда. Все самое ценное выгружалось, после чего суда поджигались.
С наступлением прилива большое количество горящих испанских судов стало дрейфовать к берегу, где они сталкивались с еще невредимыми судами, которые, в свою очередь, загорались. Над водами Кадиса стоял столб пламени и дыма.
— Это, конечно, еще не апокалипсис, — констатировал Дрейк, — но уже кое-что!
Перед тем как покинуть Кадис, Дрейк направил в город парламентера. Тот объявил:
— Сэр Фрэнсис предлагает обменять испанцев, которых он успел в избытке набрать в Кадисе, на томящихся в тюрьмах инквизиции англичан.
— У нас таковых нет! — гордо ответили испанцы.
Готовый к такому ответу парламентер заявил:
— В таком случае сэр Фрэнсис заявляет, что всех испанцев, которые попадут к нему в плен, он будет продавать маврам.
Утром 21 апреля флотилия Дрейка покинула внешний рейд Кадиса. К этому времени ветер поменялся на прижимной, и Дрейк не без оснований боялся потерять маневренность, что граничило бы с поражением. Вся операция произошла столь стремительно, что испанские власти не успели толком отреагировать на происшедшее. На все про все у Дрейка ушли всего лишь один день и две ночи. За это время были сожжены и потоплены тридцать три испанских судна с грузом. Чтобы сжечь невооруженный галеон (водоизмещением в тысячу пятьсот тонн, что было очень много по меркам XVI века), принадлежавший маркизу Санта-Крусу, назначенному командовать вторжением в Англию, Дрейк лично возглавил дерзкую вылазку во внутреннюю гавань.
Помимо этого еще четыре судна, груженных провиантом и вином, Дрейк увел с собой.
— В Кадисе я подпалил бороду испанскому королю! — не без гордости говорил он о сделанном.
Известный военно-морской историк Альфред Штенцель в своем фундаментальном труде "История войн на море" так оценивает итоги Кадисской операции: "Налет Дрейка на Кадис, помимо того что он задержал выход Армады почти на год, укрепил боевой дух англичан и поколебал уверенность испанцев".
Впечатление от кадисского погрома было в Испании ошеломляющим. Такого страшного удара Филипп еще не испытывал. Если раньше ему приходилось сносить дерзкие нападения на далекие колонии и время от времени терять суда с золотом и серебром, то теперь ему наносили уже удары в главных портах метрополии. Для кастильской чести это было просто невыносимо. Как всегда, слухи в сто крат преумножали действительные события, и обыватель крестился уже при упоминании одного имени Дрейка.
— Этот ненасытный дракон будет терзать бедную Испанию, пока от нее останутся лишь обглоданные кости! — шептали меж собой жители городов и деревень.
Говорить вслух было небезопасно — агенты инквизиции шныряли повсюду.
Впрочем, и реальные потери испанского флота были таковы, что королю Филиппу было впору схватиться за голову.
* * *
Пока в Кадисе и Мадриде подсчитывали потери и служили панихиды по погибшим, Дрейк занимался наведением порядка на вверенной ему флотилии. Едва за кормой пропали дымы Кадиса, на флагманском корабле был назначен суд, куда Дрейк велел доставить арестованного вице-адмирала Берроу, а для объективности дела собрал всех капитанов военных и торговых судов. "Голден Лайон" настигнуть не удалось, но надо было разобраться в том, что на нем произошло. Первым говорил сам сэр Фрэнсис:
— Я требую ответа от капитана Маршаунта, чтобы он оправдался и ответил, почему вверенный ему "Голден Лайон" покинул поле боя?
— Моя совесть и моя честь совершенно чисты, — отвечал Маршаунт. — На "Лайон" я прибыл, когда судно уже находилось в состоянии мятежа, который разгорался все более и более. Чтобы спасти ситуацию, я приказал штурману держаться как можно ближе к адмиральскому кораблю, но вскоре квартирмейстер передал мне письмо с претензиями от команды, в котором та жаловалась, что у них закончились продукты, что с ними обращаются ненадлежащим образом, и посему они объявляют, что намерены увести судно в Плимут. После этого я пытался уговорить команду, но мне это не удалось. За мной пошли лишь полтора десятка человек. Видя свое бессилие, я попросил перевезти меня на другое судно, что и было сделано.
После Маршаунта выступил капитан Клиффорд, который показал, что он также уговаривал мятежников, а они назвали его дерзким негодяем и угрожали расправой. Приговор, подписанный судьями и утвержденный Дрейком, был таков: "Это самый подлый и невыносимый мятеж, о каком я когда-либо знал. Капитан Маршаунт верно исполнил свой долг, как истый слуга Ее Величества. Все остальные с этого судна, за исключением только двенадцати или шестнадцати человек, которые подняли руки в знак готовности возвратиться к нам, заслуживают позорной смерти, так как они оставили знамя и поручение Ее Величества и покинули в несчастье королевские корабли и тем воспрепятствовали службе для чести и безопасности государства и владений Ее Величества. Потому мой окончательный и решительный приговор таков: штурман сказанного судна, боцман, и Берроу, и команда как главные виновники в этом мятеже будут преданы смерти, если я найду их и они будут в моей власти. Если нет, они все равно по закону мертвые люди. Все остальные будут переданы милосердию Ее Величества как пособники такого изменнического дезертирства. И даже если Ее Величеству будет угодно воззреть на них с милосердием, мой приговор все же таков: они все придут к дворцовым воротам с веревкой вокруг шеи ради примера всем преступникам".
