— Слушаю, товарищ начальник. Я уследю всё.
7Через час начальник литейного цеха Синицын докладывал директору завода:
— Матвей Никанорыч, один мой доносила рядом с Гребешковым живет, так сообщил утром, что жена Гребешкова с электриком Чепурко схлестнулась.
— Точно ли это? — оживился директор. — Порядочной прикидывалась. Зазнавалась. Все, мол, лярвы публичные, а она — чистая.
— Точно — как в аптеке, Матвей Никанорович. Всё за стеной слышно. По скрипу ихней кровати мой доносила спец.
— Порядок. Стравим, — ликовал директор. — Пусть поцапаются. Точно, Синицын?
— Как часы, Матвей Никанорович. Они и без того грозно живут. Шкуру друг с друга спускают. Я как-то зашел по-приятельски в картишки прошвырнуться, а они во всю грызутся. Нормальная парочка: баран да ярочка, из-за триперов нема дитёв.
— Что у тебя еще, Синицын?
— Да, вот, надо бы Сухарева из мастеров в старшие выдвинуть. Давно обещали.
— Он у тебя в доносилах?
— Не скрою, да — почтовый ящик.
— Сколько их у тебя, сердешных?
— Не скрою, человек восемнадцать. Доносилы имеют свою сеть осведомителей.
— Это на двести шестьдесят человек личного состава! Молодец! Вот такого бы мне главного инженера. Весь бы пульс завода знал на зубок: кто, как, чем, когда дышет.
— В цехе кроме моей еще, конечно, другие сетки есть, — ухмыльнулся Синицын, — ваша личная и оперуполномоченного. Некоторые двух, а то и трёх маток сосут. За нами тоже присматривают — особенно партийная сетка, комсомол и оперчекотдел. Нет ли тут у вас в кабинете подслушивающего микрофона? — забеспокоился вдруг Синицын.
— Вроде нет, — побледнев пролепетал директор.
Видно было, что он не догадывался о возможности такой опасности.
— Ты понимаешь, Синицын, — объяснял директор. — Не могу твоего Сухарева повысить. У него сестра где-то за Тайшетом в лагере сидит и поэтому к секретным документам он не допущен.
— Помилуйте, Матвей Никанорович! Какие же в цехе секреты? — взвыл Синицын. — Под грифом «секретно» идут сводки, сколько шестерен отлили или плит к шаровым мельницам. Это ж смех, а не секрет. Тайшет от нас тысяч десять километров. Сухарев пятнадцать лет, как сестру не встречал и не переписывается. Все это ж обычно, родство — это ж — тьфу, пережиток прошлого. Какое в наше время родство?! Я, вот, брата семнадцать лет в глаза не вижу.
— Не чепуши, Синицын! — рявкнул директор. — Не нашего ума дело. Есть такой приказ и баста.
— Ладно, Матвей Никанорыч, а как насчет меня? Когда ж на повышение? Сами знаете, хуже всего ждать и догонять. Под Драгилева материальчик ведь есть.
— Утрясем, Синицын, подберем ключи под главного инженера и шмякнем в удобный момент. Он тоже не онучу жуёт. Материальчик и он подбирает. Надо хитро маневрировать. Шапками не закидаем. Надо, чтоб не получился замах рублёвый, а удар копеечный. У высшего начальства учись, как человечков устраивать. Сам ведь знаешь, — продолжал директор, — любого могу снять, кроме главного инженера, главного бухгалтера и начальников спецотдела и кадров. На этих нужна санкция начальства, значит, нужен веский компрометирующий материал. Подстроишь кляузу — дело твоё быстрее пойдет. Ясно? Хлопочи. Кабы не было у Драгилева партбилета — давно б сгавчил. Поперёк горла стоит. Ни туфты грамотной не зарядишь, ни порядочек стальной не заведешь.
8На первом этаже заводоуправления, рядом со спецотделом и отделом кадров, в кабинете оперуполномоченного завода старшего лейтенанта Старинченко сидел, нахохлившись, заводской шофер — заключенный Герасимович.
Оперуполномоченный продолжал допрос.
— Вы, Герасимович, везли в цех эти балки для пролётов моста. У вас в руках был заводской сертификат и теперь — вот случайно обнаружилось, что в этом сертификате ловко и незаметно подделан показатель фосфора в металле. А фосфор — сам знаешь. Если фосфору в стали много, то эта сталь на морозе хрупкая, ломкая. Понимаете, что это значит? — продолжал Старинченко. — Зимой, в мороз под поездом мост рухнул бы наверняка. Эти балки предназначены только для шахтных сооружений под землей, где не бывает минусовых температур. Мост уже собран. Теперь надо всё расклёпывать. Потери агромадные.
— Мне все ясно, — отозвался Герасимович, — но причем тут я? Неужели вы думаете, что я возьму на себя чью-то вину? Будете пытать?! Пытать меня не имеете права!
— Где ты купил такое право, мерзавец?! — вспыхнул Старинченко. — Может надеешься на Хоружего? Балбес! За виновного сам пан бог не заступится. Говори: кого подозреваешь в подделке сертификата?
— Не думал об этом.
— Тогда землю разрой, а добудь мне виновного.
— Я не ответственен за ваш объект, гражданин старший лейтенант, — храбрился Герасимович. — У меня свой участок в лагере. За него я ответственен перед майором Хоружим.
Герасимович увидел, что лицо оперуполномоченного налилось черной кровью гнева.
— А сейчас для меня поработаешь! — рявкнул Старинченко, грохнув по столу.
— Без разрешения Хоружего не имею права, — упирался Герасимович. — Не обязан двум богам поклоны бить.
— Будешь не только бить, но и лоб расшибать, — зловеще зашипел Старинченко. — И Хоружему слова не пикнешь!
Старинченко наклоняется к Герасимовичу и сквозь сжатые зубы злобно цедит:
— Напомнить тебе дело Шубина? Думаешь, не знаю, кто столкнул Шубина с насыпи? Думаешь, не знаю, кого тебе дали в помогалы? А знаешь, друг, что теперь за это могут по голове не погладить? А? Отыграются на буром, как пить дать, отыграются на стрелочнике.
Старинченко торжествуя откинулся на спинку кресла.
— Дело стряпали явно липовое. Инженера, автора семи изобретений угробили. А? Побледнел паскуда? Иди! И носом всю землю на заводе изрой, а добудь, кто подделал сертификат. Ясно? С меня начальство требует жёстче, чем я с тебя. Тебя, подлеца, давно пора в расход. В навозе весь.
— Я… я постараюсь, — бормочет Герасимович. — Я изучу, подумаю. Дайте недельку срока.
— Ошалел! Недельку!.. Наглец! Сорок восемь часов! Ясно! И ни звука майору. Пикнешь — пропал. Идите!
9В кабинете главного инженера завода — старший электрик сталеплавильного отделения — Даль.
— Почему, товарищ Даль, в смене Журина изо дня в день неполадки в электроустройствах?
— А именно?
— Вы не знаете? Я должен напоминать? Почему тельфер в эту смену часто отказывает и загружать шихту приходится вручную? Почему не отрегулируете винт упора корпуса печи, чтобы не горели контакты? Почему вы сняли экран индукционной печи, хоть и знаете, что это вредно для сталеваров? Почему раскрыты шины и падающий металл создает короткие замыкания? Каждый день то пробки вольтметра, то реле мотора подъёма печи выключены, то в печи медь, чтобы вредные газы образовались, то заземление кто-то обрывает, то реле максимального тока разрегулируют.
