графа Виктор Колшан написал в своих мемуарах: «Мадам Бонапарт была предметом настоятельного внимания, можно сказать, обожания со стороны г-на де Марбефа. Он был безнадежно влюблен». Де Марбёф был на 38 лет старше этой совсем молодой женщины.
Наполеон прекрасно знал о возможном романе матери с губернатором. «Я не осуждаю ее, – писал он в письме своему другу Монжу, – ее выдали замуж в четырнадцать лет». Его удивляло, откуда у него самого таланты полководца, ибо его предки были юристами и чиновниками. Отсюда его мучили сомнения, не является ли де Марбеф и его отцом, но тут же отвергал возможность того, что все дети в семье были не отпрысками Карло. Французские историки А. Кастело и А. Деко провели тщательное изучение дат и мест перемещения действующих лиц этой загадки, которое неопровержимо исключило возможность того, что отцом Наполеона был не Карло Бонапарте.
В то же время современники часто говорили, что Луи отличался от своих братьев и сестер как внешностью, так и характером. Надо сказать, что Луи был чрезвычайно привязан к памяти своего покойного отца. Она перевез его прах (Карло умер и был похоронен в Монпелье) в свое имение Сен-Лё и захоронил там. Только намного позднее Карло упокоился в Аяччо рядом с Летицией. Для стопроцентного подтверждения сомнения в том, что Луи не является сыном Карло Бонапарте, необходимо взять пробу с его останков, покоящихся в склепе церкви поблизости от его бывшего имения Сен-Лё.
Кажется странным, но почему-то никого не занимал тот вопрос, что Элиза Бонапарт, всего на год старше Луи, также мало походила и нравом, и внешним обликом на своих красавиц-сестер. Именно про нее Лора Пермон, герцогиня д’Абрантес, в своих мемуарах написала: «Ни одна женщина не отвергала подобно ей изящество своего пола». Зато сестра Полина по праву считалась самой красивой дамой Империи.
Хотя эта женщина успела познать в детстве нищету и вынужденную скупость матери, она до конца своей короткой жизни сохранила непосредственность, свободу выражения чувств и глубокую привязанность к своей семье. Известно, что ей пришлось стирать белье для состоятельных клиентов и разносить его по домам. Финансовое положение семьи улучшилось в результате триумфального возвышения Наполеона после подавления восстания роялистов в Тулоне. Стирке для клиентов был положен конец, и две младшие дочери непродолжительное время посещали начальную школу некой вдовы Додон, которая впоследствии даже подавала прошение о признании своих заслуг: «Я владела наилучшим пансионом в Марселе, занималась образованием всех, кто имел какой-то вес в Марселе. Я имела честь содержать на пансионе в своем доме младших сестер нашего императора».
Именно в это время Бонапарты завязывают близкие отношения с семьей Клари. От двух браков главы семейства родилось тринадцать детей, младшие дочери были такого же возраста, как Полина и Каролина. Некоторое время Элиза была принята в семью в качестве гувернантки, а Каролина – компаньонки. В 1794 году Наполеон, ставший инспектором артиллерии на побережье, потребовал, чтобы семья переселилась в поместье Шато-Салле поблизости от Антиба. Он разместил родню в особняке с видом на море, реквизированном для нужд штаба Итальянской армии. Полина, как все южанки, рано созрела (не будем забывать, что ее мать в этом возрасте родила своего первенца) и рано начала выделяться среди сверстниц своей яркой красотой. Естественно, от поклонников из числа военнослужащих штаба отбоя не было. Конечно, они имели в ее глазах более привлекательный вид, нежели лысый и пузатый мыловар Диллон, который сватался к ней в Марселе. Он заявил мадам Летиции, что богат, а потому та дипломатично сказала, что девочка еще молода, но он может надеяться. Слухи об этом дошли до Наполеона, который тут же написал Жозефу:
«Гражданин Диллон, который, говорят, знаком тебе, попросил руки Полины. У него нет состояния. Я предупредил матушку, что о нем и думать нечего».
Но вскоре руки сестры попросил один из адъютантов Наполеона, Андош Жюно, лет на десять старше девушки. Говорят, он подсмотрел как Полина, подобно Венере, купалась в море безо всяких покровов. Жюно стал излагать причины, по которым являлся вполне солидной кандидатурой.
– Я всего лишь лейтенант, но под вашим командованием определенно продвинусь, ибо не испытываю страха ни перед чем. По смерти отца мне достанется рента в тысячу двести ливров.
Наполеон со свойственной ему логикой мышления разбил воздушные замки молодого офицера.
– Твой отец здоров как бык, так что наследства придется дожидаться долго. Ты гол как сокол, Полина – бесприданница. О какой женитьбе может идти речь? Подождем до лучших времен.
Лучшие времена не замедлили прийти, но не для бедняги Жюно. Трудно сказать, кто сорвал девичий цвет кокетки Полины, но ее юной красотой в полной мере воспользовался Мари-Жан Станислас Фрерон (1754–1802), человек чрезвычайно распутный и на четверть века старше Полины. Его славянское имя может удивить несведущего читателя, но дело в том, что он был крестным сыном Станислава Лещинского, бывшего короля Польши и тестя короля французского, Людовика ХV. Репутация у этого видного деятеля Великой французской революции была омерзительная. Вообще-то, он начинал свою жизнь потомственным журналистом, унаследовав от отца периодическое издание «Литературный год». С началом смуты Фрерон сразу же смекнул, что надо идти в ногу со временем, и безобидное издание превратилось в «Народного трибуна», выходившего через день и привлекавшего читателя своими зажигательными революционными статьями на самые злободневные темы. Однако же владелец быстро выучился брать деньги за то, чтобы по поводу некоторых событий и фактов хранить гробовое молчание. Фрерон обожал роскошь и женщин, хотя разнообразия ради иногда переключался на мужчин. В пору, его ухаживания за Полиной, Фрерон содержал в Париже любовницу, актрису Итальянского театра, с которой прижил двоих детей, и женщина ожидала третьего. В столице он имел обыкновение посещать такие гнусные притоны, что одно время в Конвенте имел хождение замысел сделать его начальником полиции.
Впервые Фрерон приехал в Марсель в качестве уполномоченного комиссара Конвента для подавления восстания вместе с Баррасом. Как принято выражаться, разгром восстания оставил в городе свой кровавый след многочисленными казнями. Фрерон даже счел членов марсельского революционного трибунала слишком умеренными и заменил их на более кровожадных. Он не остановился на этом и зашел настолько далеко, что лишил Марсель его исторического имени и учредил «Город без названия». В виде урока горожанам был снесен целый квартал и разрушено несколько замков подозрительных дворян. Грандиозные планы Фрерона простирались до того, чтобы засыпать Старый порт, употребив для выполнения сих исполинских работ политических заключенных.
