Основную массу преступников составляли бывшие красноармейцы, осужденные за грабежи и мародерство в оккупационных зонах советской армии в странах Восточной Европы. Их нисколько не интересовала работа, они предпочитали вести преступный образ жизни. Их называли «паразитами», потому что в исправительно-трудовых лагерях они существовали за счет других людей, более слабых. Лагерная администрация не особенно препятствовала им и фактически попустительствовала уголовным порядкам. Отбираемыми у более слабых заключенных вещами уголовники частично делились с лагерными охранниками. Главным в жизни лагерей было безжалостное попирание всех человеческих норм и прав. При передвижении колонн заключенным следовало помнить о приказе: «Шаг влево, шаг вправо из строя приравнивается к побегу. Охрана стреляет без предупреждения». Охранники иногда заранее объявляли, что кто-то из заключенных сегодня будет расстрелян. Так они проводили своеобразную выбраковку. Все делалось для того, чтобы запугать людей, лишить их воли к сопротивлению. Кроме охраны, заключенных нещадно терроризировали уголовники, которые особенно жестоко обходились с «политическими», осужденными за антисоветскую деятельность.
После освобождения из лагерей, уголовники объединялись в банды и занимались грабежами и убийствами. Они нередко смыкались с профессиональными преступными группировками вроде банды «Черная кошка». Иногда, при дележе территории, между ними происходили разногласия, приводившие к драматическим, кровавым последствиям. Уголовники по сути своей были кровожадными дикими животными, и их жизнь заканчивалась порой самым диким и зверским образом. Львиная доля награбленного отдавалась «паханам», криминальным авторитетам, остальное тратилось на водку и проигрывалось в карты. Часто в карточной игре на кон ставилась человеческая жизнь — проигравший должен был убить любого невинного гражданина, первого встречного. Таковы были неписаные правила преступной жизни.
Как-то вечером Тони отправила меня в продуктовый магазин, где я встал в самый конец длинной очереди. За мной сразу же выстроились другие люди. Затем подошли два человека и спросили, кто последний. Последней в очереди оказалась какая-то девушка. Один из этих двоих сказал: «Извини, но я сегодня проиграл в карты твою жизнь», — и с этими словами ударил ее ножом. Я стоял в считаных метрах от того места, где это случилось. Началась паника. Убийцы беспрепятственно скрылись. Да и кто стал бы преследовать их, рискуя собственной жизнью?
Однажды нам на шахте выдали зарплату поздно вечером. Была зима, и стемнело очень рано. Я стоял в очереди к окошку кассы. Когда я получил деньги, то почувствовал у себя за спиной чье-то присутствие. Я отправился домой и часть пути проделал вместе с коллегами, но мне нужно было идти дальше других. Мне предстояло пройти через ворота, ведущие к казармам. Перед воротами я заметил, что следом за мной идут два незнакомых человека. Впереди я увидел еще двоих, по всей видимости, пьяных. Я решил не вступать с ними в разговор и пропустить их. Неожиданно пьяницы перестали покачиваться, выпрямились и набросились на меня. Они были трезвы и просто хотели усыпить мою бдительность. Двое других стали заходить мне за спину. Я был один и знал, что никто не придет мне на помощь. Стало ясно, что они хотят отобрать у меня зарплату. Я был молодым, физически сильным мужчиной. В следующее мгновение я нанес бандиту сильный удар в лицо, выбив ему передние зубы. Один из налетчиков выхватил нож и потребовал у меня деньги. Второй набросился на меня с железным прутом, но я ловко увернулся и ударил его в лицо ногой, одетой в ботинок со стальными подковами. Он полетел на землю. Третий навел на меня пистолет «вальтер», но тот дал осечку, и я сбил его с ног. Четвертого я ударил в лицо с такой силой, что тот полетел на снег и затих. Все четверо лежали на земле. Схватка закончилась моей победой. Я подобрал пистолет, два ножа, железный прут и пошел дальше своей дорогой. У ворот меня встретили четыре сообщника нападавших, которые наблюдали за происходящим. Я убедился в том, что пистолет заряжен, взвел курок и ринулся к бандитам. Я решил, что застрелю их всех, однако громилы бросились наутек, заметив, что я умело обращаюсь с оружием и готов нажать на спусковой крючок.
Антонина с тревогой ждала моего возвращения домой, зная, что сегодня день получки. Когда я рассказал ей о том, что со мной случилось, она пришла в ужас. Она долго плакала, полагая, что бандиты будут мстить и непременно убьют меня.
На следующий день я отправился в милицию, где подробно изложил произошедшее и сдал отобранное у бандитов оружие. Капитан милиции посоветовал мне быть осторожнее: моя жизнь в опасности, преступники постараются убить меня при первой же возможности, чтобы отомстить за свое поражение. Я спросил, будут ли меня судить, если, обороняясь, я убью кого-нибудь из бандитов. Капитан ответил: «Если убьете одного, действуйте и дальше в том же духе!» Я понял его так, что не попаду под суд, если стану защищать свою жизнь.
Над моей жизнью нависла смертельная опасность. Когда я буду работать во вторую смену и в три часа ночи пойду домой, бандиты непременно подкараулят меня. У меня появилось дурное предчувствие. Тони часто плакала и советовала мне не торопиться домой, а подождать на шахте наступления дня. В первую ночь я так и сделал, но, испытывая огромную усталость, прождал всего час и в четыре утра пошел домой. Все восемь ждали меня у проходной. Я смело шагнул им навстречу. Бандиты расступились. Один из них сказал: «Ты смелый парень. Мы тебя знаем. Можешь не бояться нас». Они дали мне «воровское слово чести», пообещав больше не трогать, и отпустили. Все годы, пока я работал на шахте, меня больше никто ни разу не тронул, даже когда я проходил рядом с уголовниками.
Постепенно я привык к работе в шахте и связанными с нею опасностями. Несчастные случаи в забоях происходили часто, практически каждый день. Когда завывала сирена и в шахту устремлялась запасная смена, все понимали, что что-то случилось, скорее всего, обрушение туннеля. Жены бросались на шахту, желая узнать, живы ли их мужья. За четырнадцать лет работы шахтером, вплоть до 1 июня 1971 года, на моем участке погибли не менее двадцати восьми человек.
Бруно Сюткус во время ссылки в Восточной Сибири, 1960 год
Наша бригада была многонациональной: русские, украинцы, немцы, татары, азербайджанцы и один цыган из Молдавии. Бригадиром подсобников, отвечавших за подвозку крепежного материала, был литовец по фамилии Кюселюс. Он договорился с начальством, и меня приняли в его бригаду. В войну на подсобной работе в шахте было занято немало женщин. Уголь имел огромную важность, поскольку транспортная система Восточной Сибири зависела от угля, которым топили топки паровозные локомотивы. Шахтеров в годы войны не брали на фронт, а оставляли в тылу, давая так называемую бронь. Работать им приходилось по 12 часов в смену. В каждом аварийном выходе из шахты имелось двенадцать лестниц, и все они закрывались железными воротами, чтобы шахтеры не могли прогуливать работу. Подниматься на поверхность по окончании смены разрешалось только тем, у кого была справка, удостоверявшая выполнение дневной нормы. Это была тяжелая работа в трудных условиях и при плохом питании. Вся приличная еда отправлялась на фронт, боевым частям, сражавшимся на передовой. Недовольных условиями труда вызывали в кабинет главного инженера и в присутствии парторга и директора шахты избивали резиновыми дубинками. Протестов, как правило, после этого не возникало — либо избиение дубинками, либо отправка на фронт.
