ходатайства прогрессистов
{362}. Затем участники совещания решили дождаться реакции на свои первые шаги. Еще 13 августа в «Утре России» был запущен пробный шар — опубликован состав предполагаемого «кабинета обороны». 18 августа московская городская дума приняла резолюцию, в которой содержался открытый призыв к созданию правительства, «сильного доверием общества».
Дальнейшие события показали тщетность ожиданий — самодержавие не шло на уступки или дележ власти.
19 августа Рябушинский организовал телеграмму царю от Московского Биржевого общества с тем же ходатайством о включении в правительство «лиц, пользующихся широким общественным доверием при условии предоставления им всей полноты власти» {363}, а затем отправился в Петроград для ведения возможных переговоров. Однако в ответ было получено «высочайшее» послание, ставившее на место зарвавшихся московских купцов. «В раздраженном состоянии», по сообщению полицейского агента, вернулся он в Москву, где 25 числа созвал экстренное совещание МВПК. «Больше телеграмм посылать не будем», — заявил Рябушинский перед открытием совещания, предложив поместить принятые резолюции в газетах {364}. В присутствии более 100 представителей от 35 местных комитетов он призвал «путем давления на центральную власть добиться участия общественных сил в управлении страною… Нам нечего бояться, нам пойдут навстречу в силу необходимости, ибо армии наши бегут перед неприятелем». В принятой совещанием резолюции содержалось положение о «немедленном призыве новых лиц, облеченных доверием страны, в Совет министров» {365}.
В тот же день, 25 августа, была обнародована декларация думского прогрессивного блока, содержащая аналогичное требование. Очевидно, совещание в Москве должно было создать впечатление широкой поддержки декларации и усилить «мирное давление» на царское правительство. Той же цели служил созыв 23–24 августа и старообрядческого съезда, на котором по предложению Рябушинского принята следующая резолюция: «Старообрядцы убежденно заявляют, что Россию может спасти только обновленное правительство из лиц, облеченных доверием страны» {366}.
1 сентября Рябушинский и Челноков выехали в Петроград «для согласования своих действий в случае неприятия правительством условий прогрессивного блока и роспуска Думы». Переговоры кончились ничем, и, вернувшись через день в Москву, они прочли в газетах царский указ о роспуске Думы без объявления сроков новой сессии. «Петиционная атака» русских либералов захлебнулась. Примечательно, что полиция была прекрасно осведомлена о деятельности и планах Рябушинского и К°. В фонде Департамента полиции сохранились многочисленные донесения агента по кличке «Павлов» (им был секретарь бюро МВПК А. М. Кошкарев), внедренного в ближайшее окружение Рябушинского и сообщавшего в департамент, а оттуда — и властям предержащим о самых кулуарных совещаниях и разговорах его председателя.
5 сентября «Павлов» сообщал, что появление в печати указа о роспуске Думы «произвело на членов комитета самое удручающее впечатление», хотя никаких разговоров не вызвало. Рябушинский со товарищи, доносил он далее, «предлагают объявить ультиматум: о немедленном принятии правительством программы прогрессивного блока и в случае отказа — приостановить деятельность всех общественных учреждений, обслуживающих армию» {367}.
Однако пойти на открытую конфронтацию с режимом у лидера московской буржуазии решимости не хватило. Он ограничился помещением в своей газете редакционной статьи «Политическая идеология либеральной русской буржуазии». Для сохранения «величия России» Рябушинский считал необходимым «замену существующего режима правильным конституционном», что обеспечит «мощную поддержку буржуазии либеральному правительству». По объяснениям редакции, статья публиковалась для того, чтобы «хоть несколько осветить вопрос, куда поведет Россию эта группа, если она останется во главе поднятого ею же движения» {368}. Буржуазия отступала, предупреждая царизм, что его победа временна.
Некоторые надежды оставались еще на личное объяснение с императором. Решение о депутации к Николаю II, зародившееся еще на совещании 16 августа у Коновалова, было окончательно утверждено на прошедших 7–9 сентября общеземском и общегородском съездах. Рябушинский был избран в ее состав вместе с Челноковым, кн. Львовым, Н. И. Астровым и др. История окончилась, впрочем, очередным конфузом: 20 сентября министр внутренних дел Н. Б. Щербатов принял Челнокова и Львова, сообщив, что царь отказывает в аудиенции {369}.
Сюжет с депутацией позволяет прояснить внутреннее состояние Рябушинского накануне ожидаемой встречи. Дело в том, что сохранился черновик его обращения к монарху, которое он, видимо, рассчитывал вручить Николаю во время аудиенции. Написанный на бланке Большой Европейской гостиницы в Петрограде, где остановился московский финансовый магнат во время визита в северную столицу, документ начинается с обращения к «всемилостивейшему государю», перед которым автор рисует безрадостную политическую ситуацию: «Объединенная в своей великой работе странами власть, не хотящая попять свою страну. В этом весь ужас положения… После тяжких военных поражений все пришли теперь к выводу, что так продолжаться не может, что для достижения конечной победы необходима скорейшая смена существующей власти». Чтобы император не принял последних слов на свой счет, Рябушинский пояснил, что «мы всегда выгораживали нашу верховную власть и делали ответственными всех тех, кто ее окружает». Основной же смысл записки состоял в призыве восстановить «единение царя с народом» путем «призыва к власти лиц, облеченных доверием страны во имя спасения России» {370}.
Трудно сказать, искренно ли надеялся московский политик на успех аудиенции у Николая II. Недавний опыт с посылкой телеграмм на «высочайшее имя», казалось бы, рассеял иллюзии. Несомненно одно, что разгон Думы и отказ царя принять выборных земского и городского съездов потрясли Рябушинского. После летнего всплеска политической активности в его деятельности наступил спад. Возобладало общее в то время для либеральной оппозиции настроение отложить счеты с властью до окончания войны. Слабым утешением проигранной политической кампании явилось избрание Рябушинского вместе с А. И. Гучковым в члены Государственного совета. Единственным реальным успехом в тот период стала организация при МВПК так называемой «рабочей группы». Идея привлечь рабочих в свою организацию появилась с момента возникновения военно-промышленных комитетов и выражала стремление либеральных капиталистов манипулировать рабочим движением в собственных политических целях. Замысел этот не был тайной и для правительства. В составленной в 1916 г. записке по истории «рабочих групп» начальник Московского охранного отделения подметил, что мысль о приглашении рабочих в военно-промышленные комитеты возникла в связи с претензиями либеральной оппозиции на власть. «Думали, — писал он, — что таким способом будет достигнуто приобретение симпатий рабочих масс и возможность тесного контакта с ними как боевым орудием в случае необходимости реального воздействия на правительство» {371}.
Выборы от рабочих в состав МВПК состоялись в ноябре 1915 г. «Рабочую группу» образовали 75 делегатов от предприятий Центрального промышленного района (15 большевистски настроенных делегатов отказались войти в МВПК), по предложению Рябушинского принявшие резолюцию о скорейшем созыве Всероссийского рабочего съезда, который должен был объединить рабочих страны под эгидой военно-промышленных комитетов {372}. Но победа оказалась все же пирровой. Полиция была
