В вагоне опять парочка молодоженов, японка очаровательна – восток с примесью французской живости.
Помещение в Station H’otel’e Токио превзошло все мои ожидания. Салон, спальня с чудесной кроватью и большая ванная комната, где я, однако, заметил тараканов, видимо, завезли соотечественники. Тараканы, храбро бегавшие по изразцам, смутили всю мою многочисленную свиту, которая составилась из всех боев коридора, японок-горничных и мальчиков-посыльных.
Во всяком случае, это было больше, чем комфорт – тараканов обещали устранить. Цена очень мало разнилась от Йокогамы. При недостатке свободных помещений в гостиницах, это была большая любезность. Я поблагодарил прибывшего вскоре ко мне полковника Исомэ, который не без удовольствия заметил, что в этом номере жил их начальник Генерального штаба барон Уехара.
Был с визитом у начальника Генерального штаба. Все высшие военные учреждения помещаются в лучшей центральной части города, недалеко от императорского дворца. Вошли в большое белое здание. Внутренняя обстановка очень скромная – японского типа. В коридоре и через отворенные двери видны многочисленные служащие различных отделов и отделений. Большинство – штатские.
Меня провели в небольшой, довольно прохладный зал, устланный чудесным ковром. Вся мебель – стол и два кресла. По стенам – портреты бывших начальников Генерального штаба, в том числе и маршала Ооямы, японского главнокомандующего в войне 1904–1905 годов.
Вошел молодой офицер Генерального штаба, начальник общего отделения. Я, видимо, позволил себе, с японской точки зрения, некоторую неловкость – спросил у сопровождающего меня полковника Исомэ фамилию этого офицера. Он почтительно мне ответил, что потом об этом мне доложат.
Слуга внес еще два кресла.
Вскоре вошел генерал Уехара, полный генерал в хаки со звездой, почтенного уже возраста, с ярко выраженным японским типом, бритый, со стрижеными усами и с умными, живыми темными глазами. Говорит, думая, и очень тихо.
Вслед за Уехарой вошел его помощник, генерал Фукуда, довольно плотный, среднего роста японец, с большими черными усами.
После взаимных представлений и приветствий сели к столу. Пока не затопили газовый камин, было очень холодно.
Уехара хорошо говорит по-французски, но я предпочел дать им возможность говорить на родном языке. Переводил Исомэ, довольно хорошо справлявшийся с русским языком.
Выразив удовольствие видеть меня в Токио, генерал Уехара сейчас же начал развивать знакомую уже мне тему о необходимости внимательного изучения души японского народа, просто, по-солдатски, без политики.
Мне было любезно предложено высказать мои пожелания, что я хотел бы посмотреть и с чем познакомиться.
«Основа военного дела – душа нашей армии, – заметил медленно и тихо Уехара, – заключается в основном императорском указе, в нем корень, сущность, символ веры офицера и солдат… Вы хотите ознакомиться с нашей армией, для этого изучите прежде всего душу нашего народа, без этого вам, европейцам, многое у нас покажется только любопытным, но вы не постигнете самой сущности, а для нас она имеет огромное значение…»
Я заверил генерала, что мною руководит отнюдь не простое любопытство, а серьезное желание ближе и сердечнее познакомиться со своим географическим соседом.
«Вот если бы генерал Куропаткин, – продолжал генерал, – приезжавший сюда перед несчастной для вас войной, глубже всмотрелся в сущность японского народа, великое несчастье, может быть, было бы предупреждено».
Коснулись и религии, играющей будто бы в армии большую роль.
Во время беседы прихлебывали зеленый чай и курили. Помощник Уехары, Фукуда, часто закрывал глаза: он или думал, или отдыхал… Дымились сигареты, дымился горячий ароматный чай…
Я поблагодарил за исключительно любезную встречу и внимание и вышел.
На 11-е барон Уехара устраивает обед в честь моего прибытия.
Оставил карточку у военного министра: он был занят заседанием совета министров.
Назначенный на завтра парад, ради которого вернулся из служебной командировки Уехара, отменен по болезни императора.
Русские обитатели отеля встречают Рождество. Вспоминалась семья, мои дорогие мальчуганы. Где они теперь? Как встретили великий праздник?
Токио. 8 января
Осматривал Токио. Начал с части, называемой Канда, в которой находился наш православный собор. Он виден из моих окон, выходящих на площадь перед императорским дворцом, – одно из красивейших мест города. Площадь – смесь деревенской простоты с не портящей ее пока культурой.
Бродил, руководясь планом города, составленным членом нашей миссии Костенко. Все шло гладко, пока шел вдоль главных улиц и ориентировался трамвайными линиями, но перед самым собором долго плутал по маленьким переулочкам, которые упорно выводили меня не туда, куда надо.
Храм-собор, довольно величественный, расположен на одном из холмов с большим кругозором. Двери храма открыты, в пустынной прохладе бродят старики – японец и японка; три мальчугана-школьника с любопытством рассматривают плащаницу.
Я спросил, православные ли они. Мальчуганы ничего не ответили и только весело улыбались.
Свечи продавал старичок-японец, тоже не понимавший по-русски.
Залюбовался открывшимся зрелищем: внизу огромный кипучий город. Я вспомнил слова Уехары и задумался над судьбой его и своего народа…
Служитель не разделял моих настроений; внизу мне пришлось купить открытки за 20 сен (20 коп.) и терпеливо выслушать, ничего не понимая, его любезные разъяснения.
Хотел повидать нынешнего епископа Сергия; зашел в покои против храма; в ближайшей комнате священник-японец, японцы и японки по-праздничному пили чай; я вспомнил, что сегодня второй день Рождества.
Подошедший духовный чин из русских довольно развязно объяснил мне, куря папиросу, что епископ Сергий «делает визитацию» и будет только к часу дня. Я передал карточку. Узнал, что службы совершаются ежедневно в 6 часов утра и вечера.
Проехал к университету. Пользовался трамваем. Вход с обеих площадок. Контроль в особых пунктах, где и отбираются билеты. Билет в два конца на большое расстояние 10 сен.
Университет занимает огромный район, застроенный целым рядом довольно однообразных каменных зданий, все свободное пространство засажено деревьями. Перед одним из зданий недурной бронзовый бюст европейцу профессору D. Westa, читавшему, судя по надписи, инженерные науки в 1882–1908 годах. Народная благодарность и преданность японских друзей, выразившаяся в постановке памятника чужеземцу, показывают отзывчивость японского народа к тем, кто трудился над насаждением среди него культуры и знаний. Токийский университет наиболее многолюдный; в нем более 100 кафедр и факультетов. Столь остро чувствовавшийся раньше недостаток собственных крупных научных сил постепенно смягчается. Среди японцев-профессоров есть уже европейски известные имена, особенно в области медицины.
В Уоено-парке много любопытного, ему надо посвятить особый день. Видел деревья, посаженные известным героем борьбы за нераздельность Соединенных Штатов Америки генералом Грантом и его женой.
На обратном пути был приятно удивлен любезностью кондуктора японского трамвая. Он не только указал мне место пересадки, но и провел до того вагона, который мне был нужен. Здесь был перекресток 5–6 направлений.
Завтракали в ресторане Station Hotel’я с генералом Фукудой и полковником Исомэ; они отдавали визиты. Во время беседы особенно интересовались, действительно ли в Сибири ведется противояпонская пропаганда, каково мое мнение о взаимоотношениях Колчака и Семенова и, наконец, что я думаю о намерении Америки взять в свое управление нашу Сибирскую магистраль.
Я, в свою очередь, в целях ясности беседы, поставил определенный вопрос: «Чего хочет достичь Япония в Сибири?» – при этом указал, что укрепление России только на руку Японии. Географическое соседство естественно должно объединять обе стороны при решении назревающего дальневосточного вопроса и побуждает хорошо обсудить возможные экономические взаимоотношения.
«У вас, кажется, работает особое экономическое совещание под председательством барона М.?»
Оба улыбаясь заявили, что совещание это не двигается с места и что такая работа для представителей военного мира недопустима.
Приходил представитель японской прессы. Не договорились – оба, больше я, оказались плохими лингвистами.
Токио. 9 января
Рано утром был епископ Сергий, извинялся, что не мог заехать вчера же. Беседовали более часу, большой англофил, тем не менее хорошо относится и к японцам. Заверял меня, что ни одного клочка нашей земли они не возьмут.
По его мнению, в японцах, вместе с восточной хитростью, все же много и рыцарского благородства.
Епископ сочувствует Колчаку, но против переворота, который находит и несвоевременным, и непопулярным среди демократических слоев, с которыми, по его мнению, не считаться нельзя.
