Не могу описать всего, что пришлось пережить за эту ночь с 23 часов 24-го до 5 утра 25 июня 1942 г., когда мы, измученные вконец, выползли к своим, нашим дорогим солдатам-саперам, делавшим дорогу-настил. Из нашей медсанроты вышло восемь человек. Нас окружили большим вниманием, ослабевших укладывали в вагонетки и отправляли в госпитали. По всему лесу были устроены продпункты, столовые, банно-прачечные пункты, госпитали. На нас смотрели, как на выходцев с того света.
В окружении меня ударило взрывной волной, я оглохла, говорила с трудом. Но никто из нас не пошел в госпиталь — не хотели расставаться. Так шли мы с неделю, отдыхали по пути, питаясь в продпунктах. Потом остановились на высоком берегу Волхова в лесу и стали ожидать остальных, вышедших из окружения. Когда все было закончено, нас сгруппировали, отправили в Малую Вишеру, оттуда эшелоном на переформировку в г. Буй Ярославской области. В середине августа меня в числе шести медиков нашей роты направили в Главмедупр в Москву, а оттуда — по другим фронтам.
Так закончилось мое пребывание во 2-й ударной армии Волховского фронта.
Сейчас, когда прошло столько лет, мне иногда кажется: неужели все это было? Уж не кошмарный ли это сон?
Е. Л. Балакина (Назарова),
бывш. медсестра медсанроты 59-й осбр
И. П. Паньков
Рядом с поэтом
О нашей трудной, длительной борьбе
Живую быль расскажем детям,
И мы, волнуя юные сердца,
Сочувствие и пониманье встретим.
М. Джалиль. Утешение
С Мусой Джалилем мы встретились в первый раз в начале апреля 1942 г. Это было на Волховском фронте, во 2-й ударной армии.
Я служил в тот период старшим инструктором политотдела 59-й осбр в звании старшего политрука. Подразделения бригады располагались между деревнями Дубовик, Малое и Большое Еглино.
В Дубовике 26 февраля 1942 г. погиб Всеволод Эдуардович Багрицкий, работник редакции армейской газеты «Отвага» — Севка, как звали молодого поэта журналисты «Отваги».
В начале апреля 1942 г. на Волховский фронт приехал в качестве военного корреспондента армейской газеты «Отвага» Муса Джалиль. Редакция газеты, а также штаб и политотдел армии размещались в с. Огорелье. Как пропагандист политотдела 59-й, я часто посещал по разным делам политотдел армии и при этом непременно заходил в редакцию газеты. В «Отваге» печатали мои статьи и заметки. Я хорошо знал работников редакции — редактора, батальонного комиссара Николая Дмитриевича Румянцева, литературного сотрудника Лазаря Борисовича Перльмуттера, работника редакции Евгения Вучетича (впоследствии известного скульптора) и других.
Однажды, после какого-то совещания в политотделе армии, я зашел в редакцию «Отваги». Н. Д. Румянцев мне говорит:
— У нас новый сотрудник, познакомьтесь.
Ко мне подошел среднего роста, смуглый, с приятным лицом человек и назвал себя:
— Муса Залилов.
С Залиловым (Джалилем) мы быстро нашли общий язык. Оказалось, Джалиль, по национальности татарин, родился в Оренбургской области, учился в МГУ, где учился и я, работал в Казани (а я уроженец Чувашской АССР). Наши характеры во многом совпадали, вплоть до того, что мы оба были непьющие и некурящие, оба гуманитарии (я — историк, Джалиль — литератор).
Еще в студенческие годы я заинтересовался историей народов Поволжья, а в послевоенные годы опубликовал ряд исследований по истории чувашей, казанских татар, калмыков. Однажды я поделился с М. Джалилем своими соображениями о месте и значении Волжско-Камской Болгарии для истории народов Среднего Поволжья. Каково же было мое удивление, когда Муса начал рассказывать историю волжских болгар как квалифицированный историк. Он прекрасно знал историю Казани — наиболее северного центра Волжско-Камской Болгарии.
В апреле подразделения 59-й стрелковой бригады вели бои в районе Малого и Большого Еглина. Отсюда до д. Огорелье было 40–50 км. Здесь была проложена железнодорожная узкоколейка, облегчавшая связь частей армии с ее штабом. Пользуясь этой узкоколейкой, я нередко выезжал в политотдел и штаб армии для решения различных вопросов.
После каждой поездки я оставлял время, чтобы зайти в редакцию «Отваги» и навестить М. Джалиля. Во время этих встреч я близко познакомился с его творчеством.
Однажды Муса прочитал мне свое новое стихотворение «Твоя доля»:
Мы наступаем. Всюду груды лома,
Винтовок, пушек — признаки разгрома,
Вот каска, неказистая на вид,
С кокардой на боку в траве лежит.
Заржавела. Владелец сгнил. Могила
На перекрестке высится уныло.
Слепили крест, сломав какой-то шест,
И каску нахлобучили на крест,
Стервятники и мокрые вороны
Над ним ясик читают похоронный.
Тот, кто зарыт здесь, будучи живым,
Был множеством желаний одержим:
На этих землях властвовать хотел он
Помещиком, сатрапом оголтелым.
В его воображении тупом
Народ наш гордый жалким был рабом.
Но горьким был фашист застигнут крахом —
Он сам под землю лег холодным прахом.
Да, так, фашист, задумал ты хитро,
Но не тебе делить страны добро!
Аршин земли да крест дубовый в поле —
Вот, — как гласит присловье, — серебро,
Которое пришлось тебе на долю!
По моему приглашению М. Джалиль вечером 30 апреля 1942 г. приехал в политотдел бригады для сбора материалов о боевых подвигах воинов части. Но случилось так, что поэт сам стал очевидцем боевых будней.
…В ночь с 23 на 24 апреля в штабе 59-й бригады были получены сведения о том, что недалеко от с. Малое Еглино 1-й стрелковый батальон оказался в окружении. Командир бригады поручил мне отправиться немедленно к месту событий и принять меры к освобождению батальона из окружения. Со мной вместе пошел и Муса Джалиль.
Наша небольшая группа (я, Муса и несколько солдат) бегом отправилась к месту боев. Нам удалось пробраться в расположение окруженного батальона. Посоветовавшись с нами, комбат майор Роман Кузнецов принял решение: батальону рассредоточиться и выходить из окружения поодиночке. Так и было сделано. В болотистых условиях, когда начался весенний разлив, было невозможно создать мощный кулак для выхода в одном месте.
Однако штаб 1-го батальона, находившийся в землянке, вырытой посреди поляны, оказался в угрожающем положении. Немецкие снаряды вот-вот могли разрушить деревянные накаты. Вражеские автоматчики простреливали выход из землянки.
Что предпринять? Мы вместе с Джалилем и другими офицерами и солдатами (всего около 20 человек), находившимися в этой землянке, приняли решение выбраться из западни, проплыв по подходившему к землянке глубокому каналу до ближайшего леса (примерно полкилометра), где находились позиции наших войск. Канал был наполнен водой и льдом. Первым бросился в воду комбат, затем комиссар батальона, потом мы с Джалилем, остальные офицеры и солдаты. Фашисты заметили нас и открыли губительный огонь. Около половины пловцов, пораженных вражеским пулями и снарядами, потонуло. Остальные доплыли до окраины леса. После такого «крещения» мы с Джалилем заболели воспалением легких и с неделю пролежали в медсанроте.
