Зная дальнейшую судьбу всех этих франтов и модниц, выгуливающих новые наряды, дефилируя по Невскому проспекту, трудно поверить, что ни у кого из них не было ни малейшего предчувствия, что благополучную и размеренную жизнь скоро ждет кровавый финал и трагедия уже заглядывает в окна их домов. Видимо, не догадывались, а, может, не хотели думать о плохом. Уверенно строили планы на завтрашний день, ничтоже сумняшеся совершая непоправимые ошибки…
Давайте же познакомимся с персонажами, чья судьба не так известна, но чье участие в приближении рокового финала более чем значительно.
…Зимой 1915 года к дому графа Толстого на Троицкой улице в Петрограде подъезжали авто. Нарядные пассажиры, среди которых было немало людей в офицерской форме, направлялись в парадное. В гостиной собралось, по меньшей мере, три десятка гостей. Но вечеринка все не начиналась — запаздывал самый важный гость. Наконец, в передней раздался звонок. И в квартире сразу же наступила благоговейная тишина. Пришел тот, о ком вот уже несколько лет говорила вся Россия — Григорий Распутин.
Расцеловавшись с хозяином дома, он направился в сторону компании офицеров, чей громогласный разговор немедленно возобновился, стоило Распутину переступить порог квартиры. На столе рядом с ними в ряд выстроились уже пустые бутылки из-под вина…
Распутину налили стакан мадеры — о вкусах врачевателя наследника престола (и, как сплетничали, весьма близкого друга императрицы) было известно. Но как только он взял стакан, раздался женский испуганный возглас, словно перерезавший комнату пополам. Взоры собравшихся обратились к молодому офицеру, незаметно успевшему достать револьвер и направить его в сторону Распутина.
Всеобщее удивление усиливалось и тем, что в офицере все узнали Симона Пхакадзе, который ухаживал за дочерью Распутина Матреной и считался ее женихом.
Сам Распутин спокойно повернулся в сторону Пхакадзе, пристально посмотрел ему в глаза и произнес:
— Ты хочешь меня убить, но твоя рука не повинуется.
Молодой человек пришел в замешательство. Но в считанные секунды выражение растерянности на его лице сменилось решительностью. И офицер выстрелил себе в грудь…
Пару часов спустя новость о неудавшемся покушении уже обсуждалась в квартире Распутина на Гороховой улице. Больше всех поступком молодого грузина возмущался его земляк — князь Михаил Андроников…
* * *
Поэт Александр Блок, работавший в Чрезвычайной Комиссии Временного правительства по расследованию преступлений, совершенных царскими чиновниками, писал об Андроникове: «Князь Андроников, вертевшийся в придворных и правительственных кругах, подносивший иконы министрам, цветы и конспекты их женам, и знакомый с царскосельским камердинером, характеризует себя так: „человек, гражданин, всегда желавший принести как можно больше пользы“.
Сам князь называл себя „адъютантом Господа Бога“. А в историю вошел как один из самых крупных авантюристов XX века и ближайший соратник Григория Распутина, сумевшего приложить руку к падению казавшейся незыблемой и всесильной Российской империи.
Впрочем, и Михаил Андроников, потомок кахетинских царей, которого знаменитый князь Феликс Юсупов называл „подонком петербургского политического мира“, тоже не остался в стороне.
Он родился в 1875 году в Тифлисе в семье князя Михаила (Мимуши, как его называли) Андроникашвили, адъютанта царского Наместника на Кавказе великого князя Михаила Николаевича.
Матерью нашего героя была София Агнес Эва фон Унгерн-Штернберг, из знаменитого немецко-балтийского рода (один из фон Унгернов, начальник Азиатской дивизии барон Унгерн, в двадцатых годах 20 века вернул независимость Монголии и был провозглашен там национальным героем).
Кроме Михаила в семье был еще один сын, Владимир, который закончил Николаевское кавалеристское училище в Петербурге и дослужился до звания полковника Уланского полка Ее Величества (под его началом во время Первой мировой служил поэт Николай Гумилев, муж Анны Ахматовой).
Мальчики лишились родителей, когда были совсем маленькими — отец умер в 1882 году, а мать — два года спустя.
Михаил Андроников-младший поступил в самое престижное учебное заведение России — Пажеский корпус, в котором имели возможность учиться только дети особо приближенных к императорскому двору лиц.
Однокашник Михаила по училищу граф Игнатьев вспоминал: „Раз ты надел пажеский мундир, то уже наверняка выйдешь в офицеры, если только не совершишь уголовного преступления. Поэтому наряду с несколькими блестящими учениками в классе уживались подлинные неучи и тупицы и такие невоенные типы, как, например, прославившийся друг Распутина — князь Андроников (именно так на русский лад звучала его фамилия. — Прим. И. О.), которого били даже в специальных классах за его бросавшуюся в глаза извращенную безнравственность. Подобные темные личности болтали прекрасно по-французски, имели отменные манеры и, к великому моему удивлению, появлялись впоследствии в высшем свете“.
* * *
На последнем курсе Андроников был исключен из корпуса. Но это не помешало ему получить место в министерстве внутренних дел, где он прослужил семнадцать лет. Как он сам с гордостью признавался знакомым, он был едва ли не единственным человеком в России, который почти два десятка лет регулярно получал жалованье, не имея при этом понятия о том, чем же он на самом деле должен заниматься. А потому князь почти не появлялся на службе.
В 1914 году Андроникова наконец уволили из МВД. Но без места князь, знавший, казалось, весь Петроград, не остался. Его новой должностью стал пост сверхштатного чиновника по особым поручениям в Святейшем Синоде. Это вполне устроило Михаила — о серьезной карьере он никогда и не думал.
Но дело было вовсе не в отсутствии у него амбиций. С самооценкой и претензиями у князя все обстояло более чем в порядке.
Несмотря на всю его публичность, известна лишь одна фотография Андроникова, сделанная в петербургской квартире князя, все стены которой были увешаны изображениями влиятельных знакомых. При этом о внешности сверхштатного чиновника известно едва ли не больше, чем о том, как выглядели министры империи, к назначениям которых он часто имел самое непосредственное отношение.
Подробные описания Андроникова оставили его современники, чьи воспоминания аккуратно подшивались в дела уже при жизни князя: „маленький, полненький, чистенький, с круглым розовым лицом и острыми всегда смеющимися глазками, с тоненьким голоском, всегда с портфелем и всегда против кого-либо интригующий…“
