Я редко бываю у моря, но если бываю, никогда не раздеваюсь полностью, обычно чем-нибудь прикрываюсь. Как знать, может, все эти рассуждения о таинственности, в которой, по-моему, и состоит очарование женщины, своего рода алиби, и все объясняется тем, что ноги у меня не такой уж идеальной формы. И потому я стараюсь их прикрывать.
Я знаю: у меня красивая грудь. Так было всегда. Из-за этой части тела у меня никогда не бывало проблем, за что я благодарна матери-природе, тут только ее заслуга. Заслуга матери-природы еще и в том, что она одарила меня хорошей фигурой, а не сделала каким-то обрубком: у меня всегда была тонкая, очень тонкая талия, округлые бедра и шея под любое декольте.
Обычно я ношу туфли на низком каблуке, почти мужские. Но если я собираюсь на какой-нибудь праздник или важный прием, то надеваю туфли на высоком каблуке, так как считаю, что нет ничего прекраснее стройной высокой женщины. Карлицы ведь никому не нравятся…
Так вот, с самого начала у меня был замкнутый, бунтарский, почти мужской характер Клод и очень женственная внешность Клаудии. Вот из этого материала я и создавала своих персонажей, на нем строила свою артистическую карьеру.
В фильмах я показывала все существующие типы женщин: простушек, буржуазок, женщин-игрушек и даже деловых женщин. И в каждой из них было что-то от меня самой, что-то принадлежащее только мне и кроющееся в глубине моей души. Дело в том (я уже об этом говорила), что я никогда не полагалась на одну лишь технику исполнения. Наоборот, чтобы сыграть какую-то роль, я должна прочувствовать характер персонажа, его жизнь. В результате я во всех своих фильмах оставила частицы Клода и Клаудии. Я — Анжелика из «Леопарда»: в ней моя сила, ее здравый взгляд на жизнь, упорное желание идти вперед, настойчивость. Но я и героиня фильма Скуитьери «Акт боли», мать, убивающая сына-наркомана. Крещендо этой трагедии близко и очень знакомо мне тоже. Я — Ида из «Истории» Коменчини, с ее полнейшей пассивностью существа, растоптанного жизнью, историей, и неспособного противостоять ей и защитить себя. А ведь и я, сильная, упорная, волевая, могу быть очень пассивной. Эта моя пассивность, этот фатализм тянутся из далекого далека — из Африки, из Туниса…
Я — Аида из «Девушки с чемоданом»: ее грусть, ее переживания мои, подлинные.
Я — Карла из «Равнодушных». Я тоже могу быть равнодушной, хоть это, скорее, не равнодушие, а фатализм.
Я — дьявол, я погибель, женщина, которая может только губить; такой меня видел и показывал в своих фильмах Болоньини — и в «Красавчике Антонио», и в «Ла Виачче», и в «Дряхлости». Все эти черты я нахожу главным образом в своем отрочестве и ранней юности. Тут особенно показательна героиня «Ла Виачча» — женщина невероятно жестокая. Я была женщиной, чья душа исполнена горечи и обиды, — вот я и вложила в характер своего персонажа всю свою горечь и всю свою обиду.
Кларетта из одноименного фильма Паскуале Скуитьери похожа на меня меньше, особенно в первой части, когда она еще такая легкомысленная, ребячливая. Но наступает трагедия, и вот трагедийные нотки все больше становятся моими. Не случайно мне всегда с трудом даются комедии. Как знать, может, из-за моего лица…
И все же в комедиях я тоже снималась — вспомните хотя бы «Розовую пантеру» Блейка Эдвардса. Мне удается быть забавной в силу ситуаций, в которых я оказываюсь, но лично я к этому не имею отношения. Дело вот в чем: я могу играть в комедии, но никогда не смогла бы вытянуть комическую роль. Я была бы неправдоподобной и в искрометном персонаже французского типа. Опять-таки потому, что это не похоже на меня.
Я работала и жила, постоянно сталкиваясь с женской хрупкостью и неумением справляться с бедой. Помнится, когда я приехала в Америку, мне выделили гримерную, некогда принадлежавшую Мэрилин Монро. Ко мне прикрепили даже ее парикмахершу и ее гримера. Открыв ящики туалетного стола Мэрилин, я нашла там ее пробы в разных ролях, образцы причесок и смотрела на все это с огромной любовью и восхищением, которые всегда к ней испытывала. И не столько с болью из-за ее смерти, сколько с состраданием к ее такой несчастной жизни.
И эта гримерная, эти снимки, эти пробы лишний раз укрепили меня в мысли, что если хочешь заниматься своей профессией, то должен развивать не столько профессиональную технику, сколько свою внутреннюю силу. Нужно, просто необходимо быть сильным, этаким все сметающим ураганом…
Думаю, что все беды и несчастья актрис связаны с проблемой возраста: женщины вообще тяжело переносят появление первых морщин, а что говорить о тех, кто был воплощением красоты и молодости?
У актрис к этому прибавляется еще одна проблема — экран, который еще вчера отражал их красоту, сегодня вдруг, словно назло, только подчеркивает тени и морщины на их стареющих лицах.
Конечно, Мэрилин не успела увянуть: ее убили не морщины, отраженные зеркалом… Думаю, что ей, такой хрупкой, было невыносимо оказаться в центре внимания всего мира. Вот почему я всегда считала, что нужно иметь детей.
Дети дают тебе другое измерение, уводящее тебя из центра всеобщего внимания, отнимают у тебя свободное время и становятся важнее тебя самой. Как ни парадоксально, но именно это помогает тебе, актрисе, жить лучше, полнее.
Но актрисы, особенно раньше, неохотно обзаводились детьми. У Мэрилин детей не было. У Брижит Бардо были, но она не признавала своего материнства, а это все равно как если бы она никогда и не была матерью.
Брижит… Я помню, какой она была, когда мы снимались в «Поджигательницах». Во время съемок пришло сообщение о самоубийстве Пьера Анджели и она плакала в три ручья, ее невозможно было успокоить. Я старалась ее утешить, спрашивала о причинах этих слез, и она наконец призналась: «Такой конец неизбежен для всех нас… Все безнадежно».
Бедная, милая подружка моя Брижит. Мы познакомились и работали вместе, когда она была еще совсем молоденькой. И такой беззащитной. К тому же она ненавидела свою профессию: всегда опаздывала, быстро уставала, спорила, отказывалась делать то одно, то другое.
Мало того, она еще всего боялась: животных, лошадей, которые вызывали у нее ужас. Ей, как и мне, приходилось садиться на лошадь, и однажды, помню, она играла свою роль, сидя на деревянном коне…
Как-то нам предстояло с ней подраться. Утром у нее подскочила температура до сорока градусов. Когда я навестила ее, она сказала: «Я не буду сниматься в этой сцене, потому что знаю: ты меня прикончишь…» «Ну как я могу тебя прикончить?» — удивилась я, а потом поняла, откуда этот страх. В те дни она наблюдала за мной, когда я занималась боксом и стрельбой по мишеням, потому она и сказала: «Я все видела, ты сумасшедшая… А я вовсе не хочу рисковать из-за этого жизнью». Тщетны были мои клятвы: «Брижит, обещаю, я тебя не убью». Она потребовала, чтобы ее заменили каскадером, и вот на съемочной площадке появился мужчина в ее костюме и с ужасными волосатыми ногами.
