— Нет! Вы нужны нам здесь, — отозвался Гаррисон с непривычной для него страстностью.
Фредерик медленно поднял голову. Человек был ему совершенно незнаком. Речь его сразу выдавала южанина. Теперь Фредерик увидел перед собой красивого брюнета в черном сюртуке тонкого сукна и свободных серых панталонах. Он смотрел на Гаррисона блестящими черными глазами.
— Только я могу взяться за это дело, — сказал он.
Уэнделл Филиппс одобрительно кивнул головой и проговорил своим мелодичным голосом:
— Он прав, Гаррисон. Гамалиель Бэйли может ехать в Вашингтон. Там он среди своих.
— Но как же, там ведь знают, что вы сотрудничаете с нами. Вы очень известный аболиционист, — раздался чей-то суровый голос.
Гамалиель Бэйли заботливо смахнул несуществующую пылинку со своего жилета и ответил с мягким смешком:
— Я ведь из виргинских Бэйли. С этим приходится считаться. Не бойтесь, мистер Хантон! — Вдруг он заметил темное лицо Фредерика, выделявшееся среди белых, и в глазах его вспыхнул интерес. — А это, очевидно, новый агент, о котором я уже слышал?
— Да, — сразу ответило несколько голосов, — это Фредерик Дуглас.
Когда прибыло судно из Сент-Микэлса, на котором ехала Эмилия, Джека Хейли не оказалось на пристани, и для этого были сваи причины. Накануне на улицах Вашингтона появился первый выпуск газеты «Нэшнл ира», и словно бомба разорвалась на Пенсильвания-авеню. Какая буря поднялась в тот день в конгрессе, на улицах и в клубах! Опаснейшая ересь печаталась и распространялась среди жителей в двух шагах от Капитолия. Разве не проберет дрожь каждого богобоязненного американца, когда отпрыск такого старинного и уважаемого рода, как Бэйли из Виргинии, подстрекает черных ублюдков к бунту! Некоторых джентльменов и впрямь пробирала дрожь. А ухмыляющиеся репортеры бегали по городу, стараясь разузнать, что говорят на совещаниях партийных группировок.
Джек был гораздо моложе своего двоюродного брата Тома Кемпа. Жену Тома он вспоминал с теплым чувством. Письма ее вызывали интерес и любопытство, и Джек был рад, что Эмилия приезжает в Вашингтон.
Он разыскал ее на набережной; окруженная кипами хлопка, она безмятежно покачивалась в плетеной качалке.
Эмилия поймала на себе его пристальный взгляд и вскочила на ноги, радостно вскрикнув:
— Джек, я знала, что вы придете за мной! Я ничуть не беспокоилась. А добрый капитан Дрейтон устроил меня со всеми удобствами.
Джек держал ее руки в своих. Эмилия была такая худенькая, маленькая. Седеющие волосы, старательно зачесанные за уши, еще больше оттеняли впалость щек; платье на ней было ситцевое, вылинявшее от частых стирок. Но голубые глаза глядели на него молодо и ясно.
Эмилия даже ахнула от восторга, увидав маленький кабриолет, который ожидал их возле пристани. Джек подсадил ее, уложил в ноги чемодан, уселся сам и взял вожжи.
Весна в Вашингтоне! Колеса тяжелых фургонов увязании в колее, в уличной грязи барахтались свиньи, но над городом плавала нежная дымка, окутывая его весенним очарованием. Они катили по широкой улице, и Эмилия старалась разглядеть все сразу. Внезапно у нее захватило дух: она увидела Капитолий, сверкающий купол которого уходил в просторное небо.
Они обогнули Капитолий, свернули в тенистый переулок и подъехали к двухэтажному кирпичному дому, стоявшему в глубине дворика в окружении четырех толстых вязов.
— Ну, вот мы и прибыли, — улыбнулся ей Джек.
— Как славно! Значит, вы здесь живете?
— Нет, мэм! Но я надеюсь, что здесь будете жить вы.
— Но кто же?..
— Подождите немножко. — Джек выпрыгнул из коляски и обмотал вожжи вокруг столба.
Вся улица была укрыта тенью больших деревьев, от которых веяло прохладой. Когда Джек протянул ей руку, чтобы помочь выйти, Эмилия нерешительно спросила:
— А здесь не удивятся моему появлению?
— Дорогая моя, миссис Ройял не удивишь ничем!
— Джек! Неужели та самая миссис Ройял, писательница? — и Эмилия застыла на месте.
Джек твердо взял ее за локоть.
— А кто же еще? На свете есть только одна миссис Ройял. Пойдемте, я потом вернусь за чемоданом.
Эмилия расправила юбку и последовала за ним по дорожке, которая вела за дом.
Низенькая старая дама, склонившаяся над клеткой, где копошились пушистые желтые цыплята, казалась самой обыкновенной добродушной бабушкой. Ситцевое платье, собранное вокруг ее пышного стана, изрядно полиняло, так же как и чепец, из-под которого выбилось несколько прядей седых волос.
— Добрый день, миссис Ройял! — тепло и почтительно сказал Джек.
Старушка выпрямилась и расправила плечи. Движения ее отличались большой живостью; с загорелого, еще не покрытого морщинами лица смотрели удивительно яркие блестящие глаза.
— Скажите на милость, Джек Хейли! А что это за женщина с вами? — Голос у миссис Ройял оказался неожиданным для ее внешности: деловым и холодноватым.
— Моя родственница, миссис Ройял. Разрешите мне представить миссис Эмилию Кемп.
— Здравствуйте, — чопорно произнесла старуха, бросив на Эмилию мимолетный, но проницательный взгляд.
— Мне очень лестно познакомиться с вами, — едва сумела выговорить растерянная Эмилия.
— Она приехала в Вашингтон работать, — продолжал Джек. — И я привел ее к вам.
Серые глаза миссис Ройял сердито сверкнули.
— Почему же вы привели свою родственницу именно ко мне?
— Потому что она интересуется работой в газете. А вы — самый лучший газетчик в Вашингтоне, прошу простить мне это выражение, миссис Ройял. — И Джек изысканно поклонился.
— Не трудитесь! — Она повернулась к Эмилии.
— Я читала одну из ваших книг, сударыня. Джек посылал мне. Я столько нового узнала из нее об Америке!
Серые глаза, несомненно, смягчились, но тон оставался прежним.
— Почему же вы не ведете ее к своему другу — к этому самому пакостному аболиционисту?
— Миссис Ройял! — Джек, казалось, был ошеломлен. — Неужели вы так выражаетесь об издателе Гамалиеле Бэйли?
— Как ему только не стыдно! Продаться этим долгополым пустозвонам…
— Но, миссис Ройял…
— Не перебивайте меня. Пришел бы он ко мне, я научила бы, как покончить с рабством. Это самое настоящее проклятие в нашей стране. Но все эти миссионеры, распевающие псалмы… Уф!
— Позвольте напомнить вам, — вкрадчиво заметил Джек, — что, вернувшись из Бостона, вы чрезвычайно высоко отзывались о священнике Теодоре Паркере. А ведь он…
— Он вовсе не поповского звания, — с чувством произнесла старуха. Лицо ее посветлело, и она ласково добавила: — Он, вернее всего, сектант.
