Пал Палыч выполнял в Москве при Ельцине те же функции, что и Путин в Санкт-Петербурге при Собчаке. Поэтому они легко нашли общий язык. Путин быстро понял, как нужно вести себя на новом месте. Неизменно вежливый, немногословный чиновник, казалось, полностью удовлетворенный своим нынешним положением и даже не помышляющий о дальнейшей карьере, но умеющий добиваться нужных результатов — за эти качества Путина всегда ценили сослуживцы. Но у него было еще одно немаловажное, с точки зрения Бородина, свойство. Он не принадлежал ни к одному из московских кланов, отчаянно боровшихся между собой за власть и влияние и пытавшихся повсюду расставить своих людей. У Бородина и Путина был один и тот же враг. Если раньше Пал Палычу противостояли прежние кремлевские фавориты — Коржаков, Барсуков и Сосковец, то теперь их сменил новый политический соперник, не скрывавший резко отрицательного отношения к «семье». Могущественный мэр Москвы прощупывал почву для объединения с губернатором Санкт-Петербурга. В Кремле не без оснований полагали, что для борьбы с Лужковым, в 1996 году на выборах в городе на Неве поддержавшим Яковлева, им вряд ли удастся найти лучшего союзника, чем Путин. Ведь бывший вице-мэр понимал, что он и его шеф потерпели тогда поражение, в первую очередь, из-за промахов высокопоставленных московских интриганов.
Все последующие месяцы Путин находился в постоянном напряжении, поскольку окончательно убедился, что позволил втянуть себя в очень опасную игру, где неверный ход может стоить не только должности, но и головы. Ее участники разительно отличались друг от друга. Представители партийно-государственной номенклатуры, — этой родовой аристократии советской эпохи — перекрасившиеся в сторонников реформ, но в душе по-прежнему мечтающие о реванше и возвращении к старым порядкам, соседствовали с быстро формирующейся новой элитной группой — так называемыми олигархами, о которых подробно будет рассказано ниже. Время от времени на горизонте появлялся очередной претендент на «царскую корону». Достаточно назвать Лужкова, Лебедя и Черномырдина. Даже Чубайс порой был не против присоединиться к ним. Путину потребовалось время, чтобы разобраться в хитросплетениях придворных интриг, замешанных на лжи, клевете, крови и непомерной жажде власти и денег. К счастью, он нигде не «запачкался», и, когда через несколько лет Кремль начали сотрясать громкие коррупционные скандалы, на него, в отличие от Бородина, не пала даже тень подозрения. С момента появления Путина на территории комплекса зданий бывшего ЦК КПСС, переданного в распоряжение президентской администрации, никто ни разу не обвинил его в хищении государственных средств, хотя находившаяся в ведении заместителя начальника Управления делами рубежная российская собственность сулила баснословные барыши.
За становлением новых структур исполнительной власти, отрешением Лебедя от должности и усилением влияния «семьи» Путин наблюдал, уже войдя в узкий круг лиц, причастных к принятию важных политических решений. В 1991–1996 годах, в период первого пребывания Ельцина на посту президента правительство обладало всей полнотой исполнительной власти, а два других «оплота державы» — президентская администрация и Совет безопасности — играли хотя и важную, но далеко не первостепенную роль. После избрания Ельцина на второй срок положение в корне изменилось. Отставка Лебедя положила начало превращению аппарата президента во «второе правительство». Многие полагали, что он станет чем-то вроде прежнего секретариата ЦК КПСС. Между кабинетом министров и президентской администрацией часто возникали конфликты из-за выполнения ими аналогичных функций. Однако Ельцин в соответствии со своей излюбленной «системой сдержек и противовесов» считал, что администрация должна осуществлять контроль за политической жизнью страны, а правительству отводил роль регулятора экономических процессов.
В конце ноября 1996 года в Москве состоялось очередное заседание Бергедорфского форума, на котором основным докладчиком выступил Кудрин. В банкетном зале знаменитого «Президент-отеля» за круглым столом собрались Лебедь, Зюганов и другие «политические тяжеловесы». Из Германии приехали Гельмут Шмидт и Рихард фон Вайцзеккер. Кудрин предупредил участников форума, что существует реальная опасность нового экономического кризиса в России. Другие политики также полагали, что наступают тяжелые времена. Несмотря на прекращение военных действий в Чечне, в бюджете по-прежнему зияли огромные дыры. В ходе предвыборной кампании правительство слишком много пообещало, практически погасило задолженность по зарплате и, стремясь заручиться поддержкой региональных баронов, щедро осыпало их дарами. Для покрытия огромных расходов Центральный банк приступил к выпуску новых Государственных казначейских обязательств (ГКО), к великой радости владельцев — ведущих российских банкиров — постоянно начисляя на них все новые проценты. Однако реальных денег в казне не прибавилось. Летом 1996 года показатели собираемости налогов по стране стремительно поползли вниз, поскольку правительство в преддверии выборов перестало оказывать давление на злостных неплательщиков. Ведь среди них были крупные промышленные предприятия, руководители которых в большинстве своем поддерживали Ельцина.
Но разве можно добиться экономического подъема без финансовых ресурсов? И российские политические деятели, оказавшись в безвыходном положении, все чаще обращали взоры на Запад. Похоже, они уповали теперь только на помощь со стороны Международного валютного фонда и Всемирного банка, ранее всегда спасавших российское руководство от финансового краха. Однако каждому траншу предшествовали долгие переговоры, на которых МВФ и Всемирный банк четко оговаривали условия предоставления очередного кредита и всякий раз предупреждали, что при малейшем отклонении от монетаристского курса и прекращении борьбы с такими нежелательными явлениями, как дефицит бюджета, незаконные методы приватизации и чрезмерное расширение социальных программ, канал поступления денег в государственный сектор российской экономики будет немедленно перекрыт. Представители МВФ не скрывали, что для отделения России от кредитных линий достаточно простого обвинения в коррупции в адрес кого-либо из высших должностных лиц. В условиях постоянного отсутствия финансовых средств каждый визит директора-распорядителя Международного валютного фонда Мишеля Камдессю или его заместителя Стэнли Фишера российские средства массовой информации описывали так, словно от исхода переговоров с ними зависело само существование российского государства.
