«Кабина самолета спроектирована таким образом, чтобы управление находилось в руках обоих пилотов, и при идеальном раскладе один контролирует другого или они следят друг за другом. Уже давно не вызывает сомнения тот факт, что два пилота, совместно управляющие самолетом, обеспечивают безопасность полета гораздо лучше, чем один, который управляет самолетом, в то время как другой просто сидит рядом на тот случай, если его напарник утратит дееспособность». Так считает Эрд Уинер, многие годы занимавший должность главного инженера по безопасности компании «Боинг». И дальше, пока речь идет о самолетах, я продолжу ссылки на примеры из книги Малкольма Гладуэлла «Гении и аутсайдеры».
«В коммерческих авиакомпаниях капитаны экипажа и вторые пилоты делят летные обязанности пополам. Но как свидетельствует история, гораздо чаще катастрофы происходят тогда, когда "капитан" на первых ролях. Казалось бы, это утверждение нелепо, ведь капитаном почти всегда становится пилот с большим опытом».
И вот тут мы подходим к главному. Это, когда второй не позволяет себе сказать первому правду, хотя и знает, что молчать, сглаживать информацию может быть смертельно опасно. Но все равно, молчит и сглаживает.
Снова пример из книги, точнее, расшифровка записи черного ящика самолета, выполнявшего рейс из Медельина в Нью-Йорк.
Капитан. Полоса, где она? Я ее не вижу. Не вижу.
Они выпускают шасси. Капитан приказывает Клотцу запросить новый маршрут. Проходит 10 секунд.
Капитан (словно говорит сам с собой). У нас нет горючего…
Проходит 17 секунд, в течение которых оба пилота обмениваются техническими инструкциями.
Капитан. Не понимаю, что случилось с полосой. Я ее не вижу.
Клотц. И я не вижу.
Диспетчер дает им указание выполнить разворот влево.
Капитан. Сообщи, что у нас аварийная ситуация.
Клотц (диспетчеру). Подтверждаю, курс на сто восемьдесят, мы попробуем еще раз, и, кстати, у нас заканчивается горючее.
Фраза «…кстати, у нас заканчивается горючее» – ключевая. Во-первых, потому что в терминологии обеспечения безопасности полетов она лишена всякого смысла – на подлете к конечной цели у всех самолетов топливо так или иначе заканчивается. Это, как справедливо замечает Гладуэлл, все равно что сказать в ресторане: «Да, еще кофе, пожалуйста, и кстати, я подавился куриной косточкой». Насколько серьезно официант воспримет такое заявление? Вот и диспетчер, с которым говорил Клотц, позднее подтвердит: «Я счел эту фразу ничего не значащей».
То, как говорил второй пилот Клотц, в лингвистике называют смягчающим приемом, под которым понимаются попытки сгладить значение произносимого. К нему прибегают, когда проявляют вежливость, испытывают стыд или смущение, либо выражают почтение к вышестоящим лицам. В летной практике такое зачастую приводит к катастрофе, в политической жизни – тоже.
Во все советские времена от Ленина – Сталина и до Горбачева, а дальше до наших сегодняшних дней первому лицу, если он не знает, что делается в стране, чаще всего докладывают в стилистике «смягчающего режима». Так удобно и тому, кто отдает рапорт, и тому, кто его принимает. Неприятности, переходящие в катастрофу, случаются потом.
Что сделали в авиации после того, как осознали опасность смягчающих приемов? Теперь каждая крупная авиакомпания обучает своих пилотов стандартизированной процедуре, позволяющей открыто выражать свои опасения в случае кризисных ситуаций. То есть не мямлить что-то неопределенное, а говорить четко и определенно. Например, так: «Капитан, меня беспокоит…», «Капитан, мне не нравится…», если же капитан не реагирует на замечания, то: «Капитан, я считаю ситуацию опасной». Если и это замечание игнорируется, то второй пилот вправе взять на себя управление судном.
Эксперты в области авиации установили, что благодаря борьбе со смягчающими приемами в речи авиакатастроф стало меньше.
Эксперты в области политики ничего подобного пока не отмечают.
Профессор Гейтс, сержант Кроули и другие неофициальные лица
Из кувшина можно вылить только то, что в нем есть. Ждать, пока из него вытечет то, чего там нет, бессмысленно.
Откуда? К чему разговор? Всмотритесь внимательно в руководящих товарищей на всевозможных мероприятиях, и уже не надо будет объяснять, что представляют эти лица, когда они является официальными и находятся при исполнении. Сколько ни бейся, увидеть в «зеркале» лица хоть что-нибудь для души (не говоря уже о прекрасных порывах) не удастся ни при какой погоде. Потому что в «кувшине» этого нет.
Специфическая мимика и манера поведения патрициев наших дней – еще от советского времени, когда твердокаменная поступь и выражение гладильной доски на челе обозначало большую значимость. А когда в человеке главное – надувание щеке последующим окаменением лицевых мускулов, то перед вами если не памятник, то сдвинутый набекрень персонаж (если плясать не от анатомии, а психики), что рано или поздно приводит либо к нарциссизму, либо к гигантомании, либо к тому и другому совокупно.
Как говорил один умный человек, власть часто пытается быть Богом. А власть не Бог. И Бог над властью. И страшно жить в стране, которая поклоняется власти и больше ничему и действует по принципу «то, что начальство любит, мы обожаем». Однако в этом смысле за Армению можно быть спокойным – раздача оплеух и зуботычин тем, кто во власти, для нас как национальный вид спорта.
Теперь постоянный читатель нашей колонки наверняка подумает: с чего бы автор так сильно задерживается с примерами, не вспоминая свою любимую Швейцарию или другую страну Старого или Нового света. Читатель, как всегда, абсолютно прав, такой пример сейчас будет, и даже не один. Первый, ясное дело, из неповторимой швейцарской действительности.
Представьте себе картину. Президент этой тихой, но умной страны, готовится вылететь в Санкт-Петербург, однако самолету вылета не дают. Посадку президента и сопровождающих его лиц задерживают в связи с тем, что в службу безопасности поступил сигнал: на борту находится взрывчатка, а потому самолет необходимо тщательно проверить, и сколько это займет времени, не скажет никто, даже если специально натасканные собаки умели бы говорить.
Спустя несколько часов становится ясно – вылет придется отложить на завтра, президент и сопровождающие его лица начинают рассаживаться по машинам, но тут ухо главы государства улавливает размышления одного из журналистов. Журналист рассуждает: возвращаться ему домой в Лозанну или искать гостиницу в Берне?
Как на ваш взгляд поступило бы любое высокопоставленное лицо Армении, окажись оно в аналогичной ситуации? Спасибо, угадано с первого раза! Точно так поступил и швейцарский президент. Испытав неловкость за причиненное журналисту беспокойство, Паскаль Кушпен пригласил его к себе, показал свою резиденцию, посмеялся над происшествием в аэропорту, а тем временем первая леди Швейцарии застилала постель для нежданного гостя.
