Трофейных машин у нас было немало. Опробовал неплохой с виду "мерседес", оказался слабым, проходимость ниже всякой критики. Пригнали "хорьх". Я по привязанности к моей любимой фирме занялся машиной всерьез. Отрегулировал восьмицилиндровый мотор. Опробовал автомобиль на скорость на ровном участке шоссе. Полетел как ветер и даже сбил стаю воробьев, не успевших увернуться от радиатора. Собрал убитых птичек и по возвращении в поезд попросил повара маршала, добрейшего Николая Ивановича Баталова, приготовить мою "дичь, добытую на охоте". Он улыбнулся, ощипал и соорудил жаркое. Вкуса не помню, а смеха было много.
Хлопоты с "хорьхом" кончились неожиданно и просто. Меня командировали в Москву осмотреть доставленный из Болгарии трофейный бронированный "мерседес", кажется, немецкого военного атташе в Софии. Оказалось - чудо-машина: мотор 230 л. с., вес 5,5 тонны. Всего на полтонны меньше бронированных "паккардов" Сталина и Молотова. Машина новая, ее привезли по железной дороге, на спидометре всего около тысячи километров. Стало здорово горько, мы напрягаем все силы, а в Германии производят в военное время такие, машины. Какую же окаянную мощь сокрушает Красная Армия! Машину, конечно, забрал. В ГОНе под руководством Удалова осмотрели "мерседес", сделали профилактику и пожелали доброго пути.
На Минку - и пошел. "Мерседес" оправдал самые высокие надежды: несмотря на вес, легкий в управлении, естественно, сказочно устойчивый, а мощный радиоприемник скрасил дорогу. Над искалеченной Европой радиоволны несли безмятежную танцевальную музыку. По ней соскучился, на трофейных машинах приемники обычно снимали, чтобы не слушали враждебные передачи, на отечественных их не было. По дороге держал иной раз до 150 километров, "мердседес" шел как самолет. Несмотря на задержки на КПП, управился пригнать автомобиль в Седльце меньше чем за сутки. Маршалу автомобиль понравился, он обошел его несколько раз, открыл и закрыл тяжелую дверь. Хлопнула, как люк в танке, но мягко.
До конца войны и в первые послевоенные годы этот "мерседес" стал служебной машиной маршала.
Жуков в ту осень все разбирался с обстановкой на подступах к Варшаве. Авантюристы, подняв восстание, надеялись захватить город и закрепиться в нем. Прием для нас не новый - во время летнего наступления банды Армии Крайовой бросались то на Вильнюс, то на Львов, спеша захватить эти города до подхода наших. Немцы разгоняли их, и города с боями и жертвами брала Красная Армия. Такая же ситуация сложилась с Варшавой. Мы знали о категорическом приказе Москвы - во имя добрых отношений с братским народом помочь повстанцам. Это повлекло за собой тяжкие потери в безрезультатных боях на висленском рубеже, особенно в "мокром треугольнике" (развилка Вислы, Буга и Нарева), где дралась армия Батова.
Пробежав из Белоруссии 600 километров, немцы, видимо, опомнились и стояли насмерть, понимая, что Красная Армия идет на Берлин. Они бились с невероятным упорством. Показательный эпизод: Жуков с несколькими генералами добрался до наревского плацдарма. Мы, водители, доставившие генералов; отогнали машины в укрытия поблизости, собрались в кружок, разговариваем. Вдруг какое-то смятение. Смотрим. Из облаков вывалился немецкий истребитель и пикирует прямо на группу начальства. Те с завидной резвостью бросились в лесок. Истребитель прошел над полянкой и исчез.
Жуков и остальные снова появились на поляне как раз в тот момент, когда над нами пошли девятки Ил-2, оставляя за собой море огня на вражеских позициях. Тут снова объявился настырный немец. Почему-то наши штурмовики работали без прикрытия, и "мессершмитт" попытался атаковать их. Хвостовые стрелки сосредоточенным огнем отогнали наглеца. Илы ушли, а немец взялся за свое - стал пикировать на ту же группу. Жуков быстро увел всех под деревья. "Мессершмитт" покрутился над поляной и скрылся. Наверное, расстрелял боезапас в заходах на штурмовиков.
Решив дела, Георгий Константинович, усаживаясь в машину, заметил: "Силен ас, орден дать не жалко!" На него произвела сильное впечатление дерзость немецкого летчика, осмелившегося атаковать армаду наших штурмовиков.
Н. Я.: На земле в "мокром треугольнике" было не лучше. На мой взгляд, описание сражения за наревский плацдарм - одни из лучших страниц в книге К. К. Рокоссовского "Солдатский долг", они доносят до потомков испепеляющую ярость тех жутких боев: "На этот участок, расположенный в низине, наступать можно было только в лоб. Окаймляющие его противоположные берега Вислы и Нарева сильно возвышались над местностью, которую нашим войскам приходилось штурмовать. Все подступы немцы простреливали перекрестным артиллерийским огнем с позиций, расположенных, за обеими реками, а также артиллерией, расположенной в вершине треугольника".
Очередная атака войск 1-го Белорусского: "В назначенное время наши орудия, минометы и "катюши" открыли огонь. Били здорово. Но ответный огонь противника был куда сильнее. Тысячи снарядов и мин обрушились на наши войска из-за Нарева, из-за Вислы, из фортов крепости Модлин. Ураган! Огонь вели орудия разных калибров, вплоть до тяжелых крепостных, минометы обыкновенные и шестиствольные. Противник не жалел снарядов, словно хотел показать, на что он еще способен. Какая тут атака! Пока эта артиллерийская система не будет подавлена, не может быть и речи о ликвидации вражеского плацдарма. А у нас пока и достаточных средств не было под рукой, да и цель не заслуживала такого расхода сил".
Нельзя было в угоду авантюристам и дилетантам в военном деле подвергать бессмысленному избиению войска в тщетных попытках пробиться к Варшаве. Тем более что главари восстания, бросая на немецкие танки варшавян, отталкивали руку помощи, которую из последних сил протягивал 1 -и Белорусский. Одновременно паны, забравшиеся в глубокие бункеры, завыли на весь свет о том, что будто бы они брошены на произвол судьбы. Причитания эти насквозь лицемерные, однако производили впечатление на тех, кто не знал обстановки из первых рук. Наверное, даже на Сталина, требовавшего атаковать и атаковать. Он думал, что тем самым забивает сваи в основание какой-то демократической Польши. Наконец Жуков и Рокоссовский взорвались, доложив в Ставку - хватит наступать. Хватит губить людей. В начале октября последовал вызов непокорных маршалов в Москву. Обоих.
Разъяренный Сталин со свитой - Молотовым, Берией и Маленковым - встретил предложения Жукова и Рокоссовского в штыки. Выслуживаясь перед Верховным, самозваные стратеги Молотов и Берия забросали маршалов увесистыми упреками за то, что они-де останавливают наступление победоносных войск. Берия еще иронически присовокупил: "Жуков считает, что все мы здесь витаем в облаках и, не знаем, что делается на фронтах". Он определенно занимался подстрекательством Сталина.
