— Товарищ капитан второго ранга! Подводная лодка «М-117» вверенного вам дивизиона возвратилась из очередного похода, выполнив боевое задание. Потоплен транспорт противника водоизмещением 5000 тонн. Личный состав здоров, механизмы имеют небольшие повреждения!..
— Вольно! — Хияйнен пожал могучую руку Кесаева. — Поздравляю вас! Признаться, я ждал от вашего корабля победы, очень рад, что не ошибся.
Комдив и сопровождавшие его офицеры обошли все отсеки «М-117» и поздравили всех членов экипажа с очередной победой над врагом и благополучным возвращением в базу. После этого по приказанию Хияйнена командиры подводных лодок и офицеры штаба и политотдела собрались в кают-компании плавбазы «Эльбрус», и Кесаев подробно рассказал нам о боевых действиях «М-117» в последнем походе.
Подводная лодка встретилась ночью с вражеским конвоем, который шел из Констанцы в Одессу. Тоненький серпик молодой луны тускло освещал мглистую поверхность спокойного моря, и сигнальщики не могли обнаруживать корабли и транспорты противника на расстоянии, превышающем 5–7 кабельтовых. Гидроакустическая аппаратура того времени плохо работала в летние месяцы, особенно на Черном море. Поэтому конвой фашистов, состоявший из двух транспортов и большого числа охранявших их малых судов, обнаружен был лишь тогда, когда он, двигаясь черной лавиной, наполз на «М-117» и подводная лодка случайно оказалась внутри ордера. Подводники не растерялись и тут же пристроились в общий ордер и начали двигаться вместе с конвоем, выжидая, когда можно будет развернуться и выпустить торпеды по транспортам.
— Более часа мы шли в составе того проклятого конвоя, — Кесаев вытер вспотевший лоб, — и никак не могли выбрать момент для атаки. Справа от нас шли катера-охотники. Мы оказались в строю колонны самоходных барж, а слева на траверзе мы имели головной транс порт, за ним в 3–5 кабельтовых шел второй…
— Как же это вас не обнаружили? — удивился я.
— Меня это даже возмущало. Мы считали себя оскорбленными, что фашисты обращали на нас так мало внимания. Наблюдение у них, вероятно, аховое, Кесаев развел руками и улыбнулся. — Во всяком случае я за них не отвечаю…
Мы все рассмеялись.
— Силуэты наших лодок ночью очень похожи на силуэты самоходных барж, комдив словно пытался оправдать ротозейство фашистов.
— Когда конвой развернулся вот здесь, у мыса, — Кесаев ткнул карандашом в карту, — и лег курсом на север, кто-то на мостике пошутил: «Так они нас могут привести в свой порт». Однако никуда им не удалось нас привести. В 3 часа 23 минуты раздался сильнейший взрыв. Головной транспорт фашистов загорелся в море как гигантский факел, и начал тонуть. Нам стало ясно, что транспорт, вероятно, наскочил на мину и…
— Нет, — возразил комдив, — не то. Конвой атаковал Борис Кудрявцев и торпедировал транспорт… — Hy-y?.. — Кесаев даже вскочил. — Вот молодец, рыжий черт. Орел! А где он сейчас?
— Возвращается в базу, — с ноткой самодовольства отвечал Лев Петрович, но прибудет только завтра. Лодка медленно идет, имеет существенные повреждения линии вала и машин. Кудрявцев сообщил, что после атаки очень сильно бомбили…
— Да, да, да! — спохватился Кесаев. — Значит, это он принял на себя всю ярость контратаки противника…
— Вы рассказывайте по порядку, — поправил Хияйнен.
— Да, так вот. Как только взорвался головной транспорт, все баржи в конвое начали поворот вправо, в сторону моря. В этот момент мы и получили возможность маневрировать для торпедной атаки. Лодка на полном ходу резко развернулась вправо, и через минуту мы выпустили две торпеды по второму транспорту. Обе попали в его кормовую часть. Транспорт, охваченный пламенем, начал тонуть, но мы не могли наблюдать за ним. Сыграли срочное погружение и ушли под воду. Катера-охотники уже бомбили, как мы тогда думали, «чистую воду» по другую сторону конвоя, и нас некому было преследовать. Теперь-то, конечно, понятно, что враг преследовал подводную лодку Бориса Кудрявцева, а о нашем присутствии вообще не подозревал…
— Нет, они вас обнаружили, но не считали достойным противником… пошутил Прокофьев, но, встретив осуждающий взгляд комдива, осекся.
— Шутки потом, — строго оказал Лев Петрович. — Значит, на вас не сбросили ни одной бомбы?
— Никак нет, нас не преследовали вообще.
— А где же вы получили повреждения, о которых докладывали в рапорте?
— Ах, да, — вспомнил Кесаев, — это еще раньше нас ловушки поймали, на переходе…
— Поймали и всыпали? — прыснул Прокофьев.
— Опять шутки! — одернул его Лев Петрович, но и сам не выдержал и рассмеялся. — Ему все же всыпали меньше, чем вам, вы, очевидно, помните…
— Зато мы одну ловушку сами послали к праотцам, а «М-117», я вижу, нет, под общий смех парировал нападки комдива Прокофьев.
— Расскажите о соприкосновении с ловушками, — Продолжая улыбаться, приказал Лев Петрович Кесаеву.
— Еще в пути, за восемь часов до занятия позиции, находясь в надводном положении, мы вдруг встретились с ловушками. Видимость была не более 10–12 кабельтовых, и мы просто наскочили на них. Расстояние до головной ловушки не превышало 8-10 кабельтовых. Сразу же сыграли срочное погружение, ушли за большую глубину и начали маневрирование с целью уклонения. Но лодка тоже оказалась замеченной, и преследование началось немедленно. На нас сбросили 56 глубинных бомб и причинили лодке повреждения. Мы уклонялись в течение четырех часов и, надо признаться, едва-едва оторвались от невероятно цепкого врага. У них, видно, гидроакустика работает хорошо…
— На разбор похода с офицерским составом приготовите подробную карту не только боевого соприкосновения с конвоем, но и с ловушками, — приказал комдив Кесаеву. — Эти суда-ловушки представляют известную опасность для нас, и ими нельзя пренебрегать. Каждому командиру корабля надо изучить все подробности их тактических приемов и все имеющиеся о них разведывательные данные. Установим такой порядок: перед выходом в море командир лодки сдает зачет… нет, специальный экзамен по судам-ловушкам врага.
— Опять экзамен! — вырвалось у кого-то из сидевших в задних рядах.
Хияйнен слышал эту реплику, но промолчал. Лев Петрович очень любил экзаменовать подчиненных, причем самым строгим образом. Многие офицеры не сразу осознавали необходимость постоянного штудирования уже изрядно приевшихся предметов и тяготились строгостью начальника, но, побывав в море, в боевых переделках, те же подводники не раз с. благодарностью вспоминали «дотошного батю» Льва Петровича, который заставлял их по-настоящему овладевать своей специальностью, без чего победа над врагом была немыслима.
