Я (справа) уже в подростковом возрасте
У меня было шесть или семь близких друзей, с большинством из которых я продолжаю поддерживать отношения. У нас были долгие обсуждения и споры обо всем на свете – от радиоуправляемых моделей до религии, от парапсихологии до физики. Одним из предметов наших разговоров было происхождение Вселенной, а еще нужен ли был Бог, чтобы создать ее и привести в движение. Я слышал, что свет от далеких галактик смещен в красную сторону спектра, – как предполагалось, это указывает на то, что Вселенная расширяется. (Сдвиг в голубую сторону свидетельствовал бы о том, что она сжимается.) Но я был уверен, что должна быть какая-то другая причина красного смещения. В целом неизменная и вечная Вселенная казалась мне намного более естественной. Возможно, свет просто устает и краснеет по пути к нам, рассуждал я. И только примерно через два года работы над своей диссертацией я понял, что ошибался.
Мой отец занимался исследованиями тропических болезней и часто брал меня в свою лабораторию в Милл-Хилле. Мне это нравилось, особенно я любил заглядывать в микроскопы. Он также водил меня в корпус, где занимались насекомыми; здесь находились комары, зараженные тропическими болезнями. Я при этом очень беспокоился, поскольку мне всегда казалось, что несколько комаров летают на свободе. Отец очень много работал и просто жил своими исследованиями.
Меня всегда очень интересовало, как устроены вещи, и я часто разбирал их, чтобы понять, как они работают, но вот собрать их снова у меня получалось не так хорошо. Мои практические способности никогда не удовлетворяли моих теоретических запросов. Отец поощрял во мне этот интерес к науке и даже обучал меня математике, пока я не превзошел его знания. С такой подготовкой, да еще учитывая род деятельности моего отца, я полагал совершенно естественным заняться научными исследованиями.
Отец в одной из своих экспедиций, связанных с исследованием тропических болезней
В школе СентОлбанс (я – крайний слева)
За два года до окончания школы я решил специализироваться в математике и физике. У нас был замечательный учитель математики мистер Тахта, а в школе только что отстроили новый кабинет математики, который для учеников математического направления служил классной комнатой. Отец был против моего решения, поскольку считал, что у математиков нет иной перспективы, кроме преподавания в школе. Он очень хотел, чтобы я занялся медициной, но я не проявлял интереса к биологии, которая казалась мне наукой описательной и недостаточно фундаментальной. Да и в школе она котировалась довольно низко. Самые способные ребята занимались математикой и физикой, а менее заметные – биологией.
Отец знал, что я не хочу заниматься биологией, но настоял, чтобы я изучал химию, ну и немного математику. Он полагал, что со своими научными предпочтениями я определюсь позже. Сейчас я профессор математики, но с тех пор как в семнадцать лет я покинул школу Сент-Олбанс, у меня больше не было формального обучения математике. Я нахватался всего, что знаю, по ходу дела. Курируя студентов в Кембридже, я обычно опережал их лишь на неделю в курсе обучения.
Физика всегда была самым скучным предметом в школе из-за своей легкости и очевидности. Химия была гораздо веселее благодаря всяческим неожиданностям вроде взрывов, которые иногда случались. Но физика и астрономия давали надежду на понимание того, откуда мы появились и почему мы здесь. Я хотел постичь глубины Вселенной. Возможно, в какой-то мере я преуспел в этом, но все равно еще столько всего хочется узнать.
Отец очень хотел, чтобы я поступил в Оксфорд или Кембридж. Сам он заканчивал Университетский колледж Оксфорда и поэтому считал, что я тоже должен идти туда, поскольку у меня будет больше шансов поступить. В то время в совете Университетского колледжа не было математиков, и это являлось еще одной причиной, почему отец настаивал на моих занятиях химией: я мог попытаться получить стипендию по естественным наукам, но не по математике.
Вся моя семья на год уехала в Индию, но я остался, чтобы получить сертификат о среднем образовании A-level[5] и сдать вступительные экзамены в университет. Я жил в семье доктора Джона Хампфри, коллеги моего отца по Национальному институту медицинских исследований, в их доме в Милл-Хилле. В подвале дома хранились паровые двигатели и другие модели, созданные отцом Джона Хампфри, и я проводил там много времени. На летних каникулах я отправился в Индию, чтобы присоединиться к семье, которая жила в Лакхнау, в доме, арендованном у бывшего премьер-министра индийского штата Уттар-Прадеш, отправленного в отставку за коррупцию. Отец отказывался есть индийскую еду, поэтому нанял повара из бывшей британской Индийской армии, чтобы тот готовил и подавал английскую пищу. Я бы предпочел что-нибудь поинтереснее.
Затем мы отправились в Кашмир, где арендовали плавучий дом на озере в Сринагаре. Мы попали в период муссонных дождей, и горную дорогу, проложенную Индийской армией, в нескольких местах размыло (нормальная дорога проходила через линию прекращения огня с Пакистаном). Наш автомобиль, привезенный из Англии, не мог преодолевать лужи глубже трех дюймов, так что нас взял на прицеп сикхский грузовик.
Директор школы считал, что я слишком молод для поступления в Оксфорд, но в марте 1959 года я все же отправился на экзамен для получения стипендии вместе с двумя ребятами из нашей школы, которые были на год старше меня. Я был убежден, что провалил экзамен, и очень переживал, что во время практического экзамена университетские преподаватели подходили побеседовать с другими студентами, но только не со мной. Однако через несколько дней после моего возвращения из Оксфорда пришла телеграмма, в которой сообщалось, что я получил стипендию.
Мне было семнадцать, а большинство других студентов на моем курсе уже прошли военную службу и были значительно старше. Первый год и часть второго я чувствовал себя довольно одиноким. На третий год, чтобы завести больше друзей, я вступил в Гребной клуб в качестве рулевого[6] . Однако моя карьера в этой должности оказалось совершенно провальной. Поскольку река в Оксфорде слишком узкая для того, чтобы лодки шли рядом, для гонки восьмерки выстраиваются друг за другом, и каждый рулевой держится своей стартовой линии на определенном расстоянии от предыдущей лодки.
