Я видел, как его забирали. У нашего подъезда стояли два черных «паккарда», они так не вязались с веселым весенним рассветом и по-утреннему пустой улицей Москвина.
Я хотел войти в подъезд, но старшина с голубыми погонами протянул руку и сказал:
– Не положено.
– Я живу здесь, в двадцатой квартире.
– Не положено. Ты бы отошел, парень, мало ли что…
Я перешел улицу и стал под арку двухэтажного дома напротив подъезда. Ждать пришлось недолго. Двое офицеров вывели Вельдмана, усадили в одну из машин, и она, рванув с места, выскочила на Пушкинскую улицу.
Исчез куда-то старшина, и я прошел к себе. Моя соседка рассказывала, что наконец-то арестовали этого спекулянта. Потом, не помню кто, сказал мне, что наш тишайший сосед готовил какой-то кровавый заговор.
* * *
И вот мы увиделись в городе, одно название которого пугало народ.
Вельдман меня узнал, порадовался, что у меня такая престижная профессия, поинтересовался, как живет наш замечательный дом. Рассказал, что стал жертвой доноса, но нынче полностью реабилитирован, получил в Москве квартиру и задержался в Магадане, чтобы заработать денег.
Тогда там еще платили вполне приличный северный коэффициент, какие-то деньги за отдаленность и еще за что-то. На сленге людей, работающих на Севере, это именовалось доплатой за дикость.
Позже я узнал, что удерживало жертву репрессий на далекой Колыме. Золото. Приисковое золото. Анатолий Вельдман стал крупным поставщиком «шлиха» в Москву, Ленинград, на Кавказ.
* * *
Конечно, заговорщиком мой сосед Анатолий Соломонович Вельдман никогда не был и даже мысли такой не держал в голове. А вот в словах моей соседки, назвавшей его спекулянтом, была жестокая правда.
Как потом мне рассказали многознающие люди из Столешникова, и в частности Боря Гаузер, державший кепочную мастерскую, мой тихий сосед был одним из крупнейших в Москве, а может быть и во всем Союзе, «каменных дел мастером». Фарцевать драгоценностями он начал по мелочи, совсем еще молодым человеком, в развеселое время нэпа, да и потом, работая в театре, не оставлял своего благородного занятия.
У него был так называемый «белый билет», полное освобождение от службы в Красной армии, но в июне 1941 года он пошел в военкомат. Однако и тогда, когда под ружье ставили почти всех, его нашли полностью непригодным даже к нестроевой службе.
Хотя все же люди были нужны, и Вельдмана определили на какие-то курсы. Окончив их, он получил один кубик и звание младшего техника-интенданта и был направлен в один из московских госпиталей командовать складами – продовольственным и медикаментов.
Золотое время началось для него в 1942 году, когда в Москву пошел «второй фронт» – так называли американские консервы, шоколад, какао и яичный порошок. Кроме этих удивительно вкусных консервов, американцы поставляли нам считавшийся панацеей от всех болезней пенициллин. Именно пенициллин и другие, по тем временам дефицитные, лекарства сделали Вельдмана обладателем редких драгоценностей.
* * *
Когда мы читаем о тех страшных днях, когда МГБ само писало сценарии заговоров и само их раскрывало и ликвидировало, мы узнаем о доносах, оговорах, о следователях, готовых выбить любые показания. Но мало кто знает, что был еще один аспект «политического» сыска того времени – уголовный.
Лаврентий Берия, перебравшийся в Москву, перетянул за собой не чекистов из Закавказья, как пишут многие, а уголовную братву, одетую в форму НКВД. До их приезда в столицу такого в Москве еще не было.
Сергей Гоглидзе, братья Кобуловы начали разбираться с московскими подпольными богачами так же, как привыкли делать это на Кавказе.
Арестованный по делу Берия заместитель министра внутренних дел Грузии генерал-лейтенант Коронадзе на допросе поведал следователям, что тогдашний нарком НКВД Грузии, комиссар госбезопасности Гоглидзе, и братья Кобуловы специально арестовывали богатых людей, а после обыска делили ценности. При этом присутствовали их жены, которые даже дрались из-за редких ювелирных изделий.
И пока большая часть сотрудников Особой следственной части раскрывала мифические заговоры, некоторые ушлые ребята ориентировали агентуру на выявление у будущих врагов народа припрятанных крупных ценностей.
* * *
Этого человека знали все, кто по вечерам появлялся в центре Москвы. На город опускались сумерки, и он, словно разбойник с пистолетом, выходил на улицу Горького. Только не подумайте, что шел он грабить или убивать. Нет. Он шел на ночной променад.
Я познакомился с ним в 1961 году и дал ему прозвище «Женька Потомок Королей». Кстати, это было истинной правдой, у него дома даже хранился старинный сертификат, что его генеалогическая ветвь принадлежит к древнему польско-литовскому королевскому дому.
Он был нордически красив, необычайно физически силен и импозантен. Одевался скромно, но дорого.
При нашем знакомстве он представился как художник-шрифтовик и член Комитета художников-графиков, что давало ему право не работать по штатной должности.
О нем говорили, что он очень богат, но более скупого человека я в своей жизни не видел. Женька Потомок Королей жил по принципу: богат не тот, кто много получает, а тот, кто мало тратит.
Я случайно узнал о его потрясающей коммерческой операции. Он стал посредником при продаже трех чемоданов модных в то время женских часов «крабы». Толкнув их через знаменитого московского каталу Борю Кулика, деньги поимел немереные.
Но для того чтобы купить эти три чемодана, привезенные в страну нашим дипломатом, сыном знаменитого замминистра МИДа, нужны были крупные средства, которые, как ни странно, у наследника польско-литовского трона нашлись.
Мне говорили, что в 54-м году он провернул крупное бриллиантовое дело и поднялся на финансовые высоты.
Женька Потомок Королей был на несколько лет старше меня, поэтому начал крутиться в Москве еще в конце 40-х. Он много знал о другой, неизвестной многим, жизни. Но разговорить его было невозможно. Он или отшучивался, или молчал. Он практически не пил. На выпивку нужно тратиться, а Потомок Королей этого не любил.
Женя часто заходил ко мне и брал толстые журналы. Я подписался на «Новый мир» и «Знамя», а остальные регулярно покупал в киосках.
Потомок Королей жил неподалеку – во дворе дома, где находилась редакция газеты «Москоу Ньюс». Поэтому он звонил мне и спрашивал, есть ли свежий журнал. А после заходил, брал номер и всегда точно возвращал.
Однажды ко мне приехали ребята с Севера, герои моего очерка. Они привезли оленину, всевозможную рыбу и, конечно, спирт.
