Среди самых первых книг, попавших в руки маленькой Елены, оказались и два толстенных тома старинной книги «Путешествия по Центральной Азии и Дальнему Востоку». Судьба распорядилась так, что с первых лет жизни кто-то будто намекнул Елене на то, что ей предстоят долгие и трудные дороги по азиатским землям. Эти книги были отданы в полное распоряжение девочки, т. к. служили ей подставками на стуле, когда она садилась за стол. Елене повезло – книги имели много иллюстраций, и любознательная маленькая читательница с удовольствием их разглядывала, а позже и читала, знакомясь таким образом с природой и этнографией Востока.
Как вспоминала позже Елена Ивановна, на нее произвели ужасное, неизгладимое впечатление содержащиеся в этих книгах описания всевозможных пыток и казней, практиковавшихся в старину в Китае и Японии. Эти описания поселили в сердце девочки чувства опасения и недоверия по отношению к этим двум народам. Острое отвращение к любым проявлениям жестокости, которое очень рано проявилось в сознании девочки, возможно, тоже было как-то связано с впечатлениями, полученными от этих кошмарных описаний.
Чтение было любимым занятием Елены. При этом девочка очень эмоционально реагировала на прочитанное. Обладавшая крайне утонченной нервной организацией Елена так сильно переживала радость и горе книжных героев, что почти заболевала. Бездарные и слащавые сочинения для детей младшего возраста Елену не трогали; ее любимой «детской» книгой были весьма философичные по духу «Сказки Кота Мурлыки». Девочка горько плакала над судьбой героев этих сказок – Милы и Нолли – и много дней после прочтения этой грустной и мудрой сказки была подавлена тоской [9] .
О любимых детских книгах Елены Ивановны Н.К. Рерих писал: «Вот Елена Ивановна всегда вспоминает какую-то книгу “История кусочка хлеба”. Даже имя автора не упомнилось, но само содержание дало незабываемый импульс. “Принц и нищий” тоже была одна из любимейших повестей Елены Ивановны» [10] .
В ее детской библиотеке были также книги Густава Эмара и Марка Твена; «Три мушкетера» и «Граф Монте-Кристо»; «Рокамболь» Понсон дю Террайля, «Мученики науки» и «Дети капитана Гранта». Позднее она прочитала «Уранию» французского ученого и писателя Фламмариона; эта книга, как говорила она потом своей ученице Зинаиде Фосдик, произвела на нее впечатление, дав ее сознанию импульс стремления к другим мирам [11] .
Необычной была не только тяга к знаниям, свойственная маленькой Елене, но и ее удивительная интуиция, проявлявшаяся с самого раннего детства. Это качество позволяло ей исключительно хорошо разбираться в людях и в обстоятельствах. С годами это свойство еще более усилилось.
С самого раннего детства девочка начала проявлять большую чувствительность к малейшим оттенкам речи окружающих. Она чутко и остро реагировала на малейшие проявления несправедливости или резкости с их стороны. Однако какой бы ни была ее эмоциональная реакция на поведение окружающих, жившее в глубине ее души высокое нравственное сознание не позволяло ей выражаться в негативных формах. Елене было всего шесть лет, когда с ней произошел характерный случай, мгновенно «скорректировавший» ее характер на всю последующую жизнь. В автобиографии он описывается так: «Острое осознание, как бы мгновенно изменившее намечавшийся гневливый, вспыльчивый характер, явилось на седьмом году. Это переживание остро запечатлелось на многие годы.
Девочка с книжкой полулежит на длинной кушетке. Входит девушка-горничная с вязанкой дров топить печку и начинает задирать и дразнить девочку: “Не стыдно ли барышне валяться посреди дня?”… Девочка, оскорбленная несправедливым обвинением, чувствовавшая ее лицемерную природу и не любившая ее, обзывает ее дурой, лисой, Лизкой-подлизкой… Но внезапно поток этот остановлен, в сознании ясно, четко встает вся грубость, непристойность и нелепость подобного сквернословия, и настолько сознание это овладело ею, что с этого дня все грубые, скверные выражения были забыты» [12] .
Проявившаяся уже в детстве особая душевная утонченность осталась характерной чертой Елены на всю жизнь; уже будучи взрослой девушкой, она все равно очень остро переживала несправедливость к кому бы то ни было; также терпеть не могла грубости и пошлости. Двусмысленные, пошлые шутки вызывали у нее резкое отвращение. Вообще она очень различно относилась к людям: «Некоторые лица вызывали сильнейшее физическое отвращение, сопровождавшееся иногда содроганием и трепетом всего организма; лицо покрывалось пятнами и ощущалась мучительная тошнота» [13] .
Люди, возбуждавшие в ней подобное чувство, с точки зрения окружающих были самыми обыкновенными людьми, но внимательный человек мог бы заметить, что у всех них был нечистый взгляд, выдававший в них пошлую, порочную натуру.
Елена безошибочно угадывала нравственную сущность людей по выражению их глаз. Она не выносила людей с похотливым выражением в глазах и уже будучи взрослой девушкой, испытывала сильное отвращение ко всяким двусмысленным фразам и анекдотам.
Пророческий дар
Дар ясновидения проявился у Елены с детских лет. Он выражался в пророческих снах и видениях, в умении безошибочно понимать нравственную сущность окружающих людей, а также в точном знании того, как следует поступить в том или ином случае.
В детские годы Елена могла часами разглядывать иллюстрации на страницах Библии. Картины апокалиптических бедствий, обрушивающихся на человечество, будили в ее душе тяжелые предчувствия, рождали тревогу за судьбу ее близких и всего мира. Грозным библейским пророчествам отвечали ее собственные вещие сны. Как вспоминала Елена Рерих, одним из первых снов, запечатлевшихся в ее сознании, было «сумрачное видение темного, бурного моря с низко нависшими над ним грозными тучами, прорезываемыми частыми молниями. Водная стихия вздымалась и, казалось, вот-вот сольется с небесами и водная стена зальет все живущее. Девочка [14] стояла на берегу и в неописуемой тоске и жути всматривалась в эту развернувшуюся перед нею мрачную картину в надежде увидеть какую-либо светлую точку, какую-либо помощь, и вот на красно-огненном фоне туч показался вдали Старец, окруженный мягким сиянием, в светлой рясе с темнеющими на ней крестами и Сам весь светлый, с белой же бородой. Старец был высок ростом и держал посох в правой руке. Он шел спокойно по бурному морю, как бы скользя поверх валов. Девочка вся встрепенулась. Сердце подсказало ей, что Старец шел к ней на помощь, и вся жуть и тоска мгновенно оставили ее. В своем детском представлении она решила, что Сам Бог явился ей в этом чудесном образе – Сергия Радонежского, как она узнала потом» [15] .
