К сожалению, могильная плита Князя Григория Юсупова не сохранилась до наших дней, поэтому современникам не суждено увидеть и прочесть ту надпись, которую велела высечь на надгробии его вдова. А надпись гласила вот такие данные: «Князь Григорий Дмитриевич Юсупов прожил 55 лет 9 месяцев 19 дней 1 час и 55 минут». Земная жизнь этого, безусловно, великого и интереснейшего человека была измерена вплоть до минуты. Князь умер практически в самом начале правления царицы Анны Иоанновны, словно подозревая о том, что ничего хорошего это не предрекает.
Итак, шла эпоха правления Анны Иоанновны. Она получила власть, можно сказать, случайно. Может быть, именно поэтому она так ревностно и так серьезно воспринимала каждое слово, сказанное о ней. По странному стечению обстоятельств, до нее дошли слухи, будто бы дочь приближенного когда-то к Петру Григория Юсупова Прасковья отзывается о правительнице вовсе не лестно. История умалчивает даже о том, кто бы предположительно мог разнести подобные слухи. Но, тем не менее, вскоре после смерти отца, Прасковья Григорьевна была схвачена и отправлена в Тихвин, во Введенский монастырь. Но как же побороть в себе пылкий и яростный ногайский характер, как сопротивляться непримиримым генам? Возможно, другая женщина, будучи на ее месте, восприняла бы ситуацию смиренно, ссылаясь на волю Бога. Но только не дочь Григория Дмитриевича. Прасковья продолжала осыпать бранными словами царицу, Бога, настоятельницу, монастырь – все, что ей попадалось на глаза. Разумеется, об этом донесли царице. Не заставили себя ждать новые, более жесткие наказания: непослушную и неугодную воле правительницы женщину подвергли телесным наказаниям, а также назначили ссылку в более отдаленный монастырь, а именно – в Тобольск. Но даже на столь великом расстоянии было «слышно», что инокиня Прокла не желает ходить в монастырь, в соответствующее одеяние не облачается, а на монашеское имя и вовсе не откликается. Петербург был в своем решении непреклонен: глаз с нее не спускать и продолжать держать непокорную и непослушную в ножных кандалах. Даже под угрозой смерти, гордая наследница эмиров не взяла своих слов обратно и не произносила лишних слов, дабы угодить правительнице и власти. Все-таки кровь – не вода!
Глава 5
Любимец «Прыкрасныя Елисавет». Борис Григорьевич Юсупов
У Григория Дмитриевича кроме дочери было еще три сына. Двое из них умерли, один за одним. И, как гласило пророчество, остался только один наследник. Им был Борис Григорьевич Юсупов. Он, в свою очередь, имел четверых детей – трех дочерей и одного сына.
Борис Григорьевич появился на свет 18 июля 1695 года. С его рождением связана какая-то туманная история – брак родителей был заключен непосредственно в год рождения сына и оформлен брачным договором, согласно которому жених имел немало обязательств, разумеется, в случае отказа от супружества (есть, конечно, информация, что родители князя вступили в брачные отношения в 1694, а не 1695 году). В 1717 году, будучи 22-летним мужчиной – а по тому времени уже далеко не юным человеком, князь Борис Юсупов и еще двадцать молодых русских дворян направились в Тулон, где им предстояло окончить училище гардемаринов. Это позволило князю получить отличные инженерные знания, которые, кстати, пригодились ему позднее. Более того, изучение французской системы высшего военного образования было полезно князю при осуществлении процесса реформирования Петербургского Шляхетского Кадетского корпуса, хотя Борис Григорьевич не стал слепо использовать иностранные приемы обучения на отечественную почву, хотя в те времена многие этим грешили. Вернувшись в Россию, Борис Григорьевич предпочел не военную, а гражданскую службу. В первые пять лет после смерти Петра Великого, Юсупов пребывал в статусе рядового государственного чиновника. В 1730 году императрица Анна Иоанновна, которая не успела должным образом вознаградить внезапно умершего отца Юсупова – Григория Дмитриевича за помощь в политической борьбе, внушительную часть полагавшихся милостей преподнесла его сыну. «За верность и ревностное радение» Борис Григорьевич удостоился чина действительного камергера Императорского Двора «с рангом действительного генерал-майора». В 1736 году Юсупов получил назначение «к присутствию в Правительствующем Сенате» и возглавил его Присутствие в Санкт-Петербурге во время многочисленных поездок императрицы в Москву, выполняя как особые и ответственные поручения, так и исполняя текущие государственные дела. В ту пору это могло быть опасно – капризная правительница и Бирон в любом русском, даже ногайского происхождения, видели «врагов Престола и Отчества». В Русском Биографическом словаре чиновничьей деятельности Бориса Григорьевича дана такая характеристика: «Князь умел ловко плыть по течению, действуя, впрочем, умно и в пользу русского просвещения в такое время, когда беспечность позволяла направлять его во вред, угождая немецкой рутине и ограниченности. Он не перечил мероприятиям, без него принимаемым, но проводил свое и содействовал, сколько мог, водворению преподавания наук по-русски молодым дворянам». Хоть это и было сказано о том периоде, когда Юсупов возглавлял Кадетский корпус, но, тем не менее, эти слова точечно характеризует весь стиль жизни князя.
В 1738 году князь Юсупов согласно царскому указу был переведен в Москву. Вообще, императрица Анна Иоанновна Москву любила гораздо больше, чем северную столицу и только страх перед пресловутым «общественным мнением» помешал ей возвратить первопрестольной функции столицы. Князя Юсупова назначили на должность Московского вице-губернатора, и уже через год он представил Анне Иоанновне подробное «доношение о разных преобразованиях по Московской губернии», которое, кстати, получило Высочайшее утверждение, хотя, как предполагают многие отечественные реформы, подкрепления деньгами в большом количестве ожидать не стоило.
В 1740 году Бориса Григорьевича пожаловали в Тайные Советники, а также назначили Московским губернатором. Императрица Анна Иоанновна чувствовала по отношению к Юсупову большое доверие, не такое, как к его сестре Прасковье, которую считала колдуньей. Князю поручались задания очень непростого свойства. Так, императрицу сильно волновал важный государственный вопрос о том, кто первым упоминается во время католической службы – она или римский папа. Для получения информации об этом Николай Борисович обратился к своей хитрости. Такой ответ дал он Анне Иоанновне: «…Сего 14 числа, как о получении Высочайшего указа, так и о поручении той комиссии Иностранной Коллегии переводчику Ивану Меркурьеву… оный переводчик мне объявил, что он в той Католицкой церкви во время Божественной службы бывал и присмотреть никак не мог, ибо молитвы во время священнослужения произносят тайно по их обыкновению, а не вслух, однако тем временем спознался с тутошними патерами, а один патер из оных и в его доме насупротив затем был и обедал, и тако через частое свидание по многим разговорам причину подал о разности служения между Греческой и католицкой церквами, так и о молитвах… и сверх того тот патер сам собою показал, что они здесь в церкви во время священнослужения, в приношаемых к Богу молитвах, произносят вначале Папу, яко Викария Господа Иисуса Христа, а потом Вашего Императорского Величества Высочайшее Имя, прежде, нежели Римского Цесаря, понеже де обретаются во Всероссийской империи…». Природная смекалка и похвальное остроумие не редко помогало князю в решении довольно деликатных вопросов.
