После того как «Народная воля» в 1879 году открыла террористическую кампанию против правительства, начав с шефа жандармов Н. В. Мезенцева, руководством политической полиции овладело ощущение своей полной беспомощности. О противнике, выступившем против них с оружием в руках, они ничего толком не знали и узнать почти не надеялись — просто не от кого было. Все, что мог предложить для борьбы с террором преемник убитого Мезенцева Н. Д. Селиверстов — это тотальная слежка за всеми приезжающими в Петербург и выезжающими из оного, опросы всех столичных дворников и извозчиков по поводу подозрительных лиц, повальные обыски и аресты среди этих подозрительных. Это лишний раз свидетельствовало о том, насколько устарела система государственной безопасности, введенная Николаем I.
Когда в следующем, 1880 году, народовольцы начали настоящую травлю самого царя, то защитники престола и политическая полиция, как «явная», так и тайная, оказались совершенно не в силах ей противостоять. Террор «Народной воли» привел к серьезнейшему политическому кризису. В России был создан чрезвычайный орган — «Верховная распорядительная комиссия по охранению государственного порядка и общественной безопасности», глава которой М. Т. Лорис-Меликов наделялся диктаторскими полномочиями. И одною из первых мер, предпринятых им во имя «охранения государственного порядка», была реформа обветшавшей системы безопасности, причем на этот раз речь шла не об отдельных усовершенствованиях, а коренном ее преобразовании.
Оценив ситуацию, сложившуюся в России, диктатор ясно понял: необходимо избавить органы безопасности от всякой лишней, нецелесообразной в новых условиях работы; нацелить их на борьбу с теми, кто непосредственно угрожал существующему строю, — с идейно сплоченным, отлично организованным и законспирированным подпольем.
Лорис-Меликов начал с того, что лишил политическую полицию того чрезвычайного, так сказать, внеправительственного характера, который она имела при Николае I, введя ее в состав традиционной бюрократической системы. III отделение с. е. и. в. канцелярии — святая святых старой организации — вообще было ликвидировано; что же касалось всей разветвленной структуры жандармских органов, то она целиком и полностью переходила в ведение Министерства внутренних дел, подчиняясь непосредственно министру.
Все эти сугубо организационные перемены, конечно же, должны были послужить лишь необходимым фундаментом для создания профессионального политического сыска, которого в России практически еще не существовало. В условиях постоянно усиливающего напора со стороны революционного движения самодержавная власть насущнейшим образом нуждалась в системе безопасности, способной к активной и действенной борьбе с этим страшным противником, борьбе, требовавшей разработки и постоянного совершенствования особых приемов и методов.
Но для этого необходимо было время. Начавшиеся преобразования Лорис-Меликова по полицейской части не уберегли Александра II от бомбы. Но зерно было посеяно и дало пышные всходы: через несколько лет «Народная воля» была разгромлена и затем, вплоть до начала XX века, все попытки революционеров различных направлений создать организацию такой же силы оказывались обреченными на провал. Конечно, немалую роль в этом сыграла реакция, которая воцарилась в России в это время, идейный кризис революционного народничества и пр., и все же — никогда еще система государственной безопасности не действовала столь эффективно.
Основная заслуга в этом была за прямыми и непосредственными наследниками III отделения. Дело в том, что, ликвидировав этот орган, и сам Лорис, и его преемники никоим образом не собирались отказываться от секретной полиции как таковой — напротив, они всеми силами стремились максимально укрепить и усовершенствовать ее. Все наследство III отделения по сыскной части было передано в специальное делопроизводство Департамента полиции МВД; позже, в 1898 году, на его базе был создан Особый отдел — центральный орган политического сыска в России. Но все же определяющую роль в тех успехах, которые были достигнуты реорганизованной политической полицией в борьбе с революционным движением, сыграли органы местные — «Отделения по охране общественного порядка и безопасности» или, попросту, охранка.
Эти органы были созданы в 1880 году в Москве и в Варшаве[1] в качестве своеобразного эксперимента. В то время, как жандармы губернских управлений и соответствующие полицейские чины должны были по всей России вести ежедневную будничную борьбу с «потрясателями основ», на охранку возлагалась роль своего рода лаборатории политического сыска. Охранным отделениям выделялись довольно значительные средства, на службу в них отбирались наиболее перспективные жандармы и «штатские специалисты» и — качество редкое в бюрократическом аппарате Российской империи — здесь всячески поощрялись инициатива и предприимчивость. Были бы результаты…
А они не замедлили прийти. Особенно «заблистала» в 1880-х — 1890-х годах московская охранка. Возглавлявшие ее полковник Бердяев и вслед за ним знаменитый Зубатов подняли на небывалую высоту сыск во всех его проявлениях. Здесь под началом Евстратия Медникова была создана знаменитая «школа филеров», воспитывавшая приметливых, смышленых шпиков, с хорошо отработанными приемами «наружного наблюдения» — от примитивной слежки до целых сыскных феерий с погонями, переодеваниями, переменой внешности, засидками на чердаках, в погребах и т. п. Здесь основательно взялись за данные, поставляемые перлюстрацией, ведя постоянную, кропотливую, целенаправленную их разработку («на письмах» сидел уже упоминавшийся нами Меньщиков, тоже в своем роде охранная знаменитость). Наконец, именно здесь впервые была сплетена и накинута на подполье плотная сеть «секретной агентуры»: к началу XX века в Москве не было, пожалуй, ни одной нелегальной организации, чья деятельность не освещалась бы подробнейшим образом одним или, чаще, несколькими провокаторами.
На высочайшем канцелярском уровне в московской охранке находились и все дела бумажные. Учет информации, получаемой из разных источников, поставлен был образцово. «Регистрация, — писал В. В. Жилинский, один из исследователей деятельности московской охранки, — была идеальной. Всякий, кто хотя бы только подозревался в чем-либо, попадал на особую регистрационную карточку, на которой проставлялся № дела, и всякую справку на любое лицо можно было получить в несколько минут. Таких регистрационных карточек имеется до миллиона. На этих карточках можно найти имена всех общественных деятелей, высокопоставленных особ, карточку почти всякого интеллигентного человека, который хоть раз в жизни задумывался над политикой». С начала XX века особые «разноцветные» досье составлялись на различные революционные и оппозиционные направления: на красных карточках группировались данные на эсеров, на синих — на эсдеков, на зеленых — на анархистов и т. д. Целые шкафы заполнялись фотокарточками арестованных, подозреваемых, эмигрантов; целые тома — тематическими подборками газетного и журнального материала. Конечным же результатом всей этой работы, венцом обобщения информации, являлись схемы различных нелегальных организаций, подробные, как топографические карты-двухверстки — на них были нанесены центральные органы и вспомогательные, указаны все их члены, прослежены всевозможные связи. Неудивительно, что, по признанию многих деятелей подполья, «делать революцию» в Москве в конце XIX — начале XX веков стало чрезвычайно трудно, почти невозможно.
