Дорогой он мне сказал, что это ружьецо и пистолеты сделал знаменитый тульский оружейник Медведков.
— Где же он сейчас?
— А бог его знает, должно, помер. Эти игрушки хранятся на заводе не меньше сорока лет.
Я больше ни о чем не стал расспрашивать деда, но крохотное ружьецо и пистолетики мне крепко запали в память, и я решил: вырасту большой — обязательно сделаю себе такие.
Пришла зима. За лето я подрос и стал еще усердней помогать деду. Он обрезал с боков старый, во многих местах прожженный кожаный фартук и подарил мне. Облачась в этот фартук и огромные рукавицы я стал походить на «мужичка с ноготок».
Однако мои занятия с дедом продолжались недолго. На масляной он жестоко простудился и слег. Его положили на печь, где было тепло и спокойно. Когда боль утихала, дед подзывал к себе нас, ребятишек, и рассказывал длинные сказы о тульских мастерах. Но это бывало редко.
Деда одолевал страшный кашель. Лечили его и травами и припарками, ничего не помогало. Раза два приходил фельдшер и советовал положить старика в больницу. Но на это тогда требовались большие деньги, а их не было.
Месяца через два дед умер. Я очень мучительно переживал эту утрату, так как от меня ушел не только любимый человек, но и добрый наставник, учитель.
Весной, когда сошел снег и подсохла земля, я взрыхлил дедушкину клумбу и посеял на ней цветы. Они быстро зазеленели, и я, гордый своими первыми успехами, стал окапывать яблони, как это каждой весной делал дед. Работа моя подвигалась очень медленно, я уставал и досадовал на себя. Но однажды мне пришла в голову мысль позвать на помощь соседских ребят, которые не раз приходили слушать дедушкины рассказы.
Ребята охотно согласились помочь, и мы общими силами привели наш садик в порядок. На клумбе распустились пышные цветы, и у нас в дворике стало хорошо, уютно.
Однажды вечером отец мой, вернувшись с завода раньше обычного, вышел во двор посидеть. Ему нездоровилось.
Подозвав меня, он спросил:
— Это ты, Василек, такой порядок навел?
— Да! — с гордостью ответил я.
Отец провел рукой по моим волосам.
— Учить бы тебя надо. И дед покойный это мне завещал, а жизнь тяжелая, едва сводишь концы с концами.
— Ничего, папаня, я сам выучусь!
— Нет, так не бывает, — вздохнул отец, — ну, ладно, может, бог даст, и определим тебя по осени в школу.
В ту пору учиться в школе мог далеко не каждый, за ученье надо было платить деньги. Из моих товарищей мальчишек учились очень немногие.
Приближалась осень. На дедушкиных яблонях созрела крупная антоновка. Я с братишками набрал большую корзину яблок. С трудом втащили ее на крыльцо. В это время пришел отец с каким-то пожилым сгорбленным человеком, от которого пахло клейстером и варом.
Усадив гостя тут же на лесенке, он угостил его яблоками и попробовал сам.
— Из своего сада? — спросил гость.
— Из своего, вон мой садовник, — и отец указал на меня.
Я был очень смущен и хотел убежать, спрятаться, но гость остановил меня.
— Чего стесняешься? — Когда ругают, надо стесняться, а когда хвалят, надо радоваться. Подойди-ка ко мне.
Я подошел.
— Он? — спросил гость у отца.
— Он! — ответил отец. — Василием звать.
— Ну-ка, Вася, покажи мне руки.
Я показал.
— Ишь ты, сам клоп, а руки в мозолях. А ну, покажи ногу.
Стесняясь, я показал ему босую, облепленную засохшей грязью ногу.
— Не велика, — сказал гость и бумажной ленточкой обернул ее крест-накрест.
— Ну, иди бегай, садовник.
— Он и кузнец у нас, — оказал отец, но я уже дальше не слушал и, смущенный похвалой, убежал на улицу, где мальчишки собирались играть.
Дней через пять человек, пахнувший клейстером и варом, снова явился к нам.
Он вошел в дом, поздоровался, развернул узелок, вынул оттуда новые сапожки.
— На-ка, садовник, примерь.
Не веря своим глазам, я натянул сапоги на запыленные ноги и гордо поглядел на мать и бабушку. Хотелось прыгать, но сапожки придавали мне некоторую солидность, и я стал важно прохаживаться по комнате.
В воскресенье меня нарядили в пеструю ситцевую рубаху, в синий, перешитый из отцовского пиджак, обули в новые сапоги и отправили с бабушкой в церковь.
А на другой день отец, отпросившись с работы, сам стал собирать меня в школу.
— Что это волосы-то у тебя ершом торчат? Эх, не успел я постричь.
Мать смазала мне волосы деревянным маслом.
— Ну, сядем! — сказала бабушка.
Все сели и несколько секунд, посидели молча.
— Теперь с богом, — и бабушка осенила нас крестом.
С гордостью шел я по улице. Хотелось, чтобы мальчишки увидели мои сапожки и пиджак.
— Задаешь ли, по какой улице идем? — опросил отец.
— Знаю, по Курковой.
— То-то, по Курковой, а почему она Курковая?
— Не знаю!
— Потому, что на ней жили мастера, которые делали курки для ружей. Это было давно, может, лет сто назад, а может, и того больше. Рассказывают, что завод наш основал еще государь Петр Великий. Делал завод ружья для казны. Народу работало много, а мастерских было мало. Вот и сдавали работу на дом. Мастера, что делали курки, жили вот здесь, на этом месте, а те, что стволы делали, вот там, у реки, а те, что штыки, еще дальше. Со временем в этих местах улицы образовались. Их так и стали называть: Курковая, Ствольная, Штыковая. Понял теперь?
— Понял!
— Ну, вот и училище, — оказал отец, — шапку-то сними!
Я снял картуз и, увидев перед собой церковь, остановился.
— Чего стал?
— Да церковь.
— А вон во дворе и училище. Оно так и прозывается «При церкви пречистой на Хопре».
Сдав метрику и заплатив деньги вперед, отец отвел меня в класс:
— Сядь поближе, случайся, учись прилежно. Ученье-то денег стоит.
Но я и сам рвался к учению и за зиму научился довольно бойко читать, писать и считать.
Летом, после окончания школьных занятий, я посадил цветы на клумбе, окопал яблони, помог матери и бабушке закончить работы на огороде. Больше дел не было. Как-то в воскресенье я ходил с отцом в город. У дома одного богатого купца увидел фонтан, и мне захотелось сделать такой же. Я всю дорогу приставал к отцу с вопросами: откуда берется вода, почему она идет вверх, что ее разбрызгивает. Отец подробно объяснил мне устройство фонтана.
Никому ничего не говоря, я притащил со свалки несколько старых водопроводных труб, стал их подгонять друг к другу, свинчивать, прилаживать. Двух длинных труб как раз хватило от середины клумбы до сарая. Это меня очень обрадовало. Потом с помощью муфт мне удалось к обоим концам этих труб присоединить перпендикулярно две другие — одну длинную, другую короткую. Длинную трубу я вывел на крышу сарая, а короткую в центр клумбы. Чтобы моя затея не была разгадана, я спрятал трубу, идущую к клумбе, в траву и торчащий конец прикрыл цветами и ветками.
