Они обратили внимание на мою татуировку на запястье.
Тогда мне рассказали, как власти проводили акцию по выявлению мятежников, претендующих на статус беженцев. Эти люди пытаются обманом отнять даже ту малую часть помощи, которая оказывается нуждающимся.
Какая-то женщина сказала, что видела много людей, которых держали в течении нескольких дней до установления личности.
Она спросила, почему их подозревают.
«У них на руках татуировки!» (это распространенный родовой обычай в Гвинее и Сьерра — Леоне.)
Нас рассмешила мысль о том, что власти могут принять меня за мятежника. Однако это заставляет задуматься над тем, насколько характеризуют нас те символы, которые мы по разным причинам татуируем на своем теле. Кого-то они пугают, у кого-то вызывают насмешки.
Я думаю о своих татуировках. Почему я сделала их? Инициалы моего брата, цитата о свободе моего любимого писателя.
Мы только что приземлились: надо взять кого-то на борт. Сейчас нас в самолете семеро.
Воздух стал немного прохладнее, день просто великолепный. Мы вышли из самолета, чтобы немного размяться.
Когда я вернулась, на борту находилось два новых пассажира — мужчина, сидевший впереди, и женщина, которая заняла место рядом со мной. По-видимому, я им не очень понравилась — мне так показалось, судя по их отстраненному виду. Мы не представились друг другу. Замкнутое поведение мужчины даже немного испугало меня, неужели мне придется с ним работать? После мне стало стыдно, что я так о них подумала. Мне повезло, что я оказалась в их компании.
Спустя какое-то время мужчина повернулся ко мне и объяснил, что он был взят в плен мятежниками Монровии и Либерии и находился там в течении шести дней. До последней минуты плена он боялся самого худшего. Он рассказал о долгих часах своего ареста в аэропорту.
Когда он, его жена и я наконец разговорились, я обнаружила, что они добрые и отзывчивые люди. Ушло чувство страха, которое в начале нашего знакомства я ошибочно приняла за отстраненность и замкнутость.
Мы приземлились на той же земле, где мужчину держали в плену.
Большинство людей в этой стране прошли через такое, что я не могу себе даже вообразить!
Когда я вышла из самолета, мне сказали, что у этого места нет практически никакой надежды на восстановление: все вокруг было сожжено и разрушено.
Иногда, когда мятежники уходят, они берут заложников только для того, чтобы те помогали им нести награбленные вещи.
Все вокруг было таким красивым — земля, озера, леса — настолько, насколько хватало взгляда.
Единственная авиация, которая базируется в этом аэропорту, — военные вертолеты.
Наконец мы приехали во Фритаун. Пока машина везла нас по улицам, мы обсуждали ситуацию в городе, последствия того, что Революционный единый фронт (РЕФ) назвал «проект: ни одного живого существа».
Я увидела сотни людей, шедших по улицам, держась за руки — они выжили.
На машинах краской написано: ГОСПОДЬ ВСЕМОГУЩ и ЛЮБОВЬ К КАЖДОМУ — НЕТ НЕНАВИСТИ.
Кажется, что эти люди — последние, кто мог бы верить в это после случившегося, но вместе с тем ты осознаешь, что они знают нечто, чего не знаешь ты, потому что они прошли через ад.
Странный обычай: в последнюю субботу каждого месяца все должны оставаться дома и делать уборку до 10 утра. Если до этого времени вы будете замечены вне дома, то должны объяснить, почему вам нужно было гулять по улицам.
Субботний вечер в доме для гостей УВКБ ООН
Битое стекло торчит из цементных стен, окружающих дом.
Наш грузовик останавливается, и охрана открывает деревянные ворота.
Во дворе находится маленькое здание грязно-белого цвета с потрескавшейся краской и несколько машин, стоящих за воротами!
Большинство обитателей приветствует меня улыбками, а некоторые пристально разглядывают.
Я разместилась в комнате номер 1, судя по прибитому к моей двери обрывку бумаги. Я думаю, что они предоставили мне лучшее, что у них есть.
Вода из душа еле текла. Комната могла бы считаться бедненькой, если не убогой с точки зрения людей моего круга, но люди, которые живут здесь, сочли бы ее дворцом.
Я благодарна небесам!
Обед был в восемь. Два сотрудника УВКБ ООН и я сели за стол и говорили о войне, жизни и о том, как выжить в таких условиях. Они многое мне рассказали. Жаль, что я не могла записывать за ними каждое слово.
Телевизор, находившийся внизу, показывал только один канал. Если повезет, можно поймать CNN, но сегодня не наш день.
Время здесь течет совершенно по другому. Внимание акцентировано на выживании. Ты просто живешь и наслаждаешься каждым днем и людьми вокруг тебя настолько, насколько можешь.
Люди сопереживают.
Я упомянула о том, что здесь недостает каких-то удобств, не потому, что мне их недостает, а потому, что вижу, как живут работающие здесь люди.
Мало кто из них делает себе поблажки. Конечно, в любом сообществе есть люди, которые могли бы быть лучше. Отдельные неправительственные организации (НПО) и работники ООН иногда, кажется, находятся в каком-то странном соперничестве.
Они помогают друг другу, но, несмотря на это, часто и жестко критикуют друг друга.
Но я верю, что они хорошие люди: не может быть плохим человек, который посвятил свою жизнь такой работе.
Мне приснился странный сон, достаточно страшный, чтобы его можно было назвать кошмаром.
Меня держали на контрольном пункте, когда я стояла на тротуаре рядом со многими другими женщинами. Я пыталась понять, что происходит. У меня было чувство, что я нахожусь в одном из тех мест, где внезапно может разразится насилие, которое заставит людей бежать — со своими пожитками или без ничего — даже без своих семей.
Я снова попыталась уснуть, но ворочаюсь уже где-то около часа.
Кричат петухи.
Кажется, что это место отражает эхом каждый звук. Я могу слышать шаги и скрип половиц. Я слышу крик какого-то животного, но не могу понять, какого именно, возможно, это обезьяна.
Пытаюсь полежать с закрытыми глазами. Еще чуть-чуть.
Сегодня воскресенье, и никаких мероприятий не планировалось до окончания времени, отведенного на воскресные молитвы.
Я только что вернулась с прогулки. Я решила, что пройдусь немного после завтрака, посмотрю окрестности. Мне сказали, что эта территория безопасна.
Выйдя на улицу, я сняла свои солнечные очки. Хотя и солнце и слепило, я хотела, чтобы люди видели мои глаза: так легче понять, что я не представляю никакой угрозы.
