довольный.
Водитель спросил:
— Что на улице делается, Михаил Иванович?
— Что делается: мороз невелик, а стоять не велит. Так-то вот… Готовьте машину.
Водитель пошёл выводить аэросани. Скоро он вернулся за рукавицами и сказал:
— Ничего не могу поделать с детворой, Михаил Иванович. Одолели. Двоих из кузова высажу — трое влезут. Какая-то саранча!
— Ну что же, голубчик, сельские ребята машину такую видят впервые, вот и дивятся. Так вам от них не отделаться.
— А как же?
— Известно как.
— Времени-то у нас в обрез.— Водитель взглянул на ручные часы.
— На перепутье в Кимрах убавим стоянку, а уважить их нужно. Развернитесь, сделайте в поле колечко…
Водитель, не садясь за стол, выпил стакан горячего чая и пошёл запускать мотор. Слышно было, как взревел пропеллер. Сани вздрогнули и затряслись. Думал водитель, ребята испугаются, повыскакивают, а они оказались не из робкого десятка: сжались, дрожат, а из саней не вылезают. У кого шея закутана, а у кого и голая. Водитель укрыл ребят пологом по самые красные носы.
За околицей, на просторе сделали не одно, а два колечка. У ребят дух захватило. Затем водитель провёл аэросани вдоль всей деревни и подрулил к крыльцу дома.
Михаил Иванович стоял уже наготове. Протирая стекла очков, любовался детворой, посмеивался.
Ещё раз попрощавшись с матерью и пообещав односельчанам приехать летом, он запахнул шубу и сел в сани. Машина, как живая, встрепенулась, вмиг набрала бешеную скорость и унеслась в снежном вихре. На чистом снегу остался только след лыж.
Дело было близко к осени, но стояло ещё хорошее тепло, и грозы не унимались. Что ни день, то к вечеру соберутся невесть откуда дождевые тучи, засверкает молния и разразится гром. Вот в такой грозовой вечер однажды и пришлось Михаилу Ивановичу Калинину из Верхней Троицы отправляться в Кашино, к поезду.
Ехал он на лошадях Тетьковского дома отдыха. Отвозил его на станцию быстрый, расторопный конюх Егор Кузьмич. Калинин любил с ним ездить: в дороге можно поговорить о том, о сём, и ездовой он надёжный. Тридцать километров по плохой дороге проехать — дело не шуточное. А тут ещё и гроза.
Покачиваясь, сидели они плечом к плечу, покрытые одним рядном.
— Придётся, Михаил Иванович, свернуть в Почапки, а не то в Мерлине переждать.
Калинин, выставив бородку вперёд, осмотрелся.
— А что это даст? Всё равно намокли. Лучше уж быстрее ехать…
— По такой дороге быстрее нельзя. Не ровен час, угодим в канаву.
— Встанем, отряхнёмся да вновь прибавим прыти.
— Как придётся встать-то… А то и без руки останетесь. За вас перед Москвой наотвечаешься.
Егор Кузьмич искоса посмотрел на Калинина, хотел перекреститься. Но тут так грянуло, что лошади рванули в сторону и понесли ни путём, ни дорогой.
Но Егор Кузьмич им воли не дал.
Въехали в большое село Почапки, а там несчастье: молнией оглушило девочку. Лежала она у дороги навзничь, почерневшая. Рядом с ней — опалённое огнём дерево. Набежал народ. У ног девочки ползала мать. Обезумевшая, она не знала, что делать. Люди побежали за лопатами, чтобы зарыть девочку по пояс в землю, отчего будто бы «молния отделится».
— Не надо этого,— подоспев, сказал Калинин.
Увидев Михаила Ивановича (во всей здешней округе его знали в лицо), люди расступились. А он сбросил с плеч намокший плащ, быстро переложил девочку на ровное место вверх лицом и стал делать ей искусственное дыхание.
— Вы, мамаша, не плачьте, не убивайтесь. Девочка ваша будет жить, будет,— утешал он мать.
— Она уже мёртвая, мёртвая! — причитала женщина.
Девочка долго лежала пластом, а потом тяжело вздохнула раз, другой, простонала и открыла глаза.
Михаил Иванович велел матери поскорее собираться с девочкой в Кашинскую больницу.
Егор Кузьмич перепоясал кушак на себе, перепряг лошадей покороче, развернулся. И они по зыбкой дороге поехали дальше. Теперь конюх правил лошадьми с облучка, а рядом с Михаилом Ивановичем сидела женщина с девочкой на руках.
— Дай вам бог здоровья…— шептала она.— Откуда вы только взялись?.. Кто послал? До нас ли вам дело!..
Калинина такие разговоры обычно обижали.
— Зачем вы так говорите… Погоняй-ка, Егор Кузьмич!
А конюх и без того прилежно размахивал кнутом. От лошадей шёл лёгкий пар. На колеях тарантас бросало из стороны в сторону. Лошади перешли было на обочину, но сразу сбавили ходу: колёса врезались в луговину.
— Вот спеши, а время само набегает,— оправдывался Егор Кузьмич.
На краю города Михаил Иванович слез с тарантаса.
— Поезжайте в больницу. А я доберусь до станции пешком.
Взял чемодан и пропал в темноте.
На другой день из Кремля по телефону спрашивали кашинских врачей о здоровье девочки. Врачи ответили, что девочка чувствует себя хорошо.
Ребята Верхней Троицы любили свою начальную школу, любили своего молодого учителя Николая Андреевича Страхова. Они всегда внимательны были на его уроках, а тут вдруг выбежали из-за парт и зашумели.
— В чём дело? — спросил учитель.
Но, взглянув в окно, сразу понял, почему переполох: по дороге из Тетьковского дома отдыха, одетый в длинное пальто и серую фуражку, опираясь на палочку, шёл Михаил Иванович Калинин.
— К нам! — обрадовались ребята.
Было это в 1931 году ранней весной. Таяло. Из-под снега бежали ручьи. Чтобы не набрать воды в калоши, Михаил Иванович ступал по самому гребню, а как только свернул к школе, так и увяз. Тут ребята под ноги ему стали подкладывать жёрдочки, доски, поленья. Окружённый детворой, он вошёл в класс, снял фуражку и сел на стул, предложенный учителем. Затем он размотал тёплый шарф на шее, оглядел стены, низкие потолки и спросил:
— Ну как, орлы, тесно вам тут живётся?
— Нет, не тесно,— хором ответили ребята.
Калинин обратился к учителю:
— Правду они говорят?
— Не хотят вас огорчать, Михаил Иванович,— ответил учитель.— Занимаемся в две смены. Из-за помещения не можем открыть пятый класс. Научить ребят какому-либо ремеслу — негде разложить инструмент. Хотелось бы иметь свою библиотеку…
— И вы, видно, не хотите меня огорчать. А я вижу: кровля у вас протекает, в окна дует да и печь холодная.— Михаил Иванович дотронулся до побелённой печи.— Школу надо строить новую, большую. Только вот, хорошо ли ребята учатся? Достойны ли?
— А вы нас спросите,— сказал один из мальчиков и, застеснявшись, спрятался за спиной товарища.
— А что? И спрошу.— Михаил Иванович
