На такой случай есть много заученных фраз. «У меня нет слов», - например. Или, допустим, тебя встречает твой «доброжелатель»: «Ой, как ты выглядишь, прямо расцвела!» А лицо у него при этом такое, что я понимаю, — надо немедленно бежать к врачу.
— Девушка, пожалуйста, позовите моего партнера, где он там?
— Он наверху. Сейчас позову.
Держась за черную шершавую стенку зальчика, я выползла в коридор. И наконец, глубоко вздохнула. Этот темный коридор показался мне райским местом с голубым небом. Появился мой спутник, которого я глупо назвала «партнером». Было не до того, чтобы подбирать точные слова. По тому, как он ускорил шаг навстречу мне, и по тому, как я сделала то же самое навстречу ему, мы поняли, что оба этого хотели. Хотели избавиться, спастись, освободиться. И тихо рассмеялись.
Девушка с тусклым фонариком принесла наши пальто. И мы, стремглав одевшись, схватив шарфы, шапки и перчатки, вырвались на волю. Мы бежали к машине как к спасению. Вот сейчас эта машина нас повезет куда-то далеко-далеко, где наконец-то из обоих уйдет мрак, тоска и усталость. И дикое одиночество.
Но ехать было некуда. Нас никто нигде не ждал. Ни вместе. Ни порознь. Мы существовали «поврозь». А о «вместе» не было и мысли. Что ж, мы поехали в Дом кино, откуда тоже быстро сбежали, обливаясь холодным потом от стыда. На экране с торжествующей посредственностью разыгрывались страсти обнаженных артистов наших первых российских эротических «боевиков».
Перед нами была долгая череда дождливых вечеров, перемежающаяся со светлыми «первомайскими» днями. Это была вот такая, особая, прелюдия.
Долгое время мне интуицией удавалось распознать какие-то этапы своей жизни. Вот успех. Вот забвение. Вот влюбленность. Вот ролишка. А вот боль. А вот роль. А вот — Роль! Каждый из этих этапов-периодов жизни долго ли, коротко — длился. Но вот все проходит. А ты живешь, движешься, идешь по земле, на которой нет ни вчерашней травы, ни густых зарослей. Это уже совсем не та земля. Оказывается, я очутилась на другом берегу. Этот берег надо вновь осваивать, узнавать, чтобы не поскользнуться и не улететь в тартарары.
Другая дорога, другой берег. А в наследство от предыдущей жизни мне достался один страх. Невыносимо жить в страхе. Казалось бы, страх — ах! Мгновение — и все! А если он не одиночный выстрел, а строчит как пулемет? О, от такой беспрерывности становишься апатичным, безразличным ко всему. Овладевает тупость. Эти отупения — как защита от ожидания нового страха.
— Что с тобой?
А что отвечать? Не скажешь ведь: я боюсь повтора. Это значит, что и ты такой же. Ответишь что-то наотмашь. Ну и получишь в ответ тоже наотмашь. И пошло. И поехало. После затяжных ссор, где не высказаны истинные причины, все же не разошлись, не разбежались. Наверное, лишь потому, что Сережа обладает поразительной способностью убеждать. Умеет очень талантливо успокоить. Но, несмотря ни на что, моего спокойствия хватало ненадолго. Он опять сдерживал меня и сдерживался сам. А потом, не выдержав, обрушивался на меня так, что мог причинить сильную боль. Но скоро, прямо тут же, на глазах, отходил и был мягким и всепрощающим. Как бы это научиться так быстро отходить?
В эти минуты он так был похож на папу. Даже страшно. Тогда, в детстве, не верилось, — вот, только что в доме все летело, содрогалось, взрывалось. А сейчас папа сидит на груде разбитой посуды и плачет. И мама его прощала. И опять у них любовь, любовь.
Я же еще пуще уходила в себя, в свое неверие и страх. Зачем мне его «отходы»? Он сразу отошел, а я еще долго сижу в своем «карцере». Сережа мудро объяснял, что секрет добрых отношений состоит в том, чтобы не дать чему-то прошлому испортить сегодняшнее. И я понимала. Все понимала. И могла еще лучше объяснить. А что толку? Изменить в себе что-либо я была беспомощна.
Не разошлись. Не разбежались. Не оборвали сложных нитей, путей, связывающих и соединяющих нас. Это сверхуникальное супружество. Оно не прописано ни в каких красных и хрестоматийных книгах. Бури, грозы, ссоры, вспышки — это стоило огромных душевных и физических сил. Но я за все годы не могу понять, как ему удавалось на этом нашем кромешном пути все смыть, разгладить и еще выстроить по падежам. Все: от именительного до предложного. И с твердым убеждением мне сказать:
«Люся, стоп! Все отлично. Всё супер!»
Да у самого Фрейда мало есть что сказать про нашу ситуацию. А она есть! Сквозь все превратности, разницу в возрасте, его интровертность и мою экстравертность, сквозь недоуменные взгляды, приветствия, поздравления и кислые усмешки: эх, мол, неизвестно, что у них будет завтра. Она не простая «штучка». Да и он — палец в рот не клади. Ого, как вспыльчив и горяч. Ну ладно, там увидим. Пусть уж сегодня будут веселыми.
А сегодня мы проснулись в каком-то российском городке, в огромном номере гостиницы сталинских времен. Окна на всех стенах. Окно даже за спинкой кровати. Все окна выходят на огромный балкон-веранду, опоясывающую полукругом наш огромный номер. В бра все лампочки вывернуты. Горячей воды нет. Вечером концерт. Все нормально. Все привычно. Никаких вопросов. Никаких возмущений, удивлений, претензий.
Настроение — вполне. Голова ясная. Значит, сейчас по идее в ней должны зашевелиться ясные мысли. Самые мои ясные мысли всегда из области вопроса: что бы сделать интересное? Для души. Но и не только для своей души. Всем нужен душевный покой. Очень нужен. Смотришь на лица людей и понимаешь, что у меня с ними одни мысли и одни желания. О мечтах уже никто и не мечтает. Не «грезит» — слишком красиво для того лица, которым я смотрю на людей и с которыми они идут мне навстречу.
Вечером, в концерте, я буду с другим лицом. Я соберу в кулак все свои светлые и оптимистичные клетки и щедро рассыплю, распахну их залу. Мой золотой фонд еще не истрачен. В него зайду, когда буду совсем на излете.
Что же нужно мне для того, чтобы успокоиться, не «гнать картину», не «бить копытом»? Хочу спеть наши родные нежные песни. Чтобы они были обязательно с душевными словами, с добрыми мыслями, с хорошей мелодией и в необычном сопровождении джазового трио или квартета.
Что знает о любви любовь?
В ней скрыт всегда испуг.
Страх чувствует в себе любой,
если он полюбил вдруг.
Так страшно потерять потом
то, что само нашлось…
Разве это не так? Каждый человек прошел это в жизни, прочувствовал и понял. Разве не интересно в этом разобраться?
Понял я, что в жизни столько жизней,
сколько раз любили в жизни мы.
Если вдуматься, припомнить, то это точно так.
