В общем, молодой главнокомандующий начинал кампанию удачно, а потом пошли сбои… В Шумле, которую обложил 35-тысячный отряд русских, оказалось порядка сорока тысяч турок. Граф Каменский два дня, 10 и 11 июня, пытался штурмовать крепость и отбивал дерзкие вылазки противника, но успеха добиться не смог. Когда же в конце месяца в цитадель, прорвавшись через кольцо русских войск, прибыл большой транспорт с продовольствием, главнокомандующий решил снять осаду и отойти от Шумлы…
Кстати, там, под Шумлой, Денис наконец-то встретился со своими бывшими сослуживцами — белорусцами уже в боевой обстановке… За отличие, проявленное в том бою, он наконец-то получил очередную награду — алмазные знаки к ордену Святой Анны 2-й степени. Эти самые прилагаемые к некоторым из орденов «алмазные знаки» или, в просторечии, «бриллианты» — можно было сказать «орден Святой Анны 2-й степени с бриллиантами» — являлись как бы высшей степенью данного ордена. Престижной наградой они не считались — предпочтительнее казался какой-либо иной орден, а то как считался награжденный «кавалером ордена Святой Анны 2-й степени», так им и оставался. Недаром же после Бородина генерал Милорадович иронизировал: «Как град сыпались на нас ядра, картечи, пули и бриллианты!»; представленный ко «второму Георгию»{78}, он тогда получил алмазные знаки к ордену Святого Александра Невского. Михаилу Андреевичу было обидно!
Но эта история с Милорадовичем будет еще впереди, а пока же несолоно хлебавши граф Каменский повел свои войска из-под Шумлы к другой осажденной крепости — к Рущуку, которую пытался взять штурмом 22 июля…
Именно тогда штабс-ротмистр Давыдов и познакомился с майором Петровым, который, как и он сам, временно состоял при Кульневе в качестве «разъездного адъютанта». Михаил Матвеевич вспоминал:
«Между военных действий славного Кульнева были иногда часы, когда мы, адъютанты его, мечась с приказаниями по линиям атак и маневров наших от пехоты к гусарам и от казаков к драгунам, соединялись у нашего почтенного, незабвенного начальника-героя, любезного всем Якова Петровича, то поесть кашицы и шашлыков или попить с ним чайку, сидя у огонька вкруговую. Тут Денис Васильевич Давыдов острыми своими высказами изливал приятное наслаждение утомленным душам нашим. Он пил, как следует калиберному гусару, но не „темную“, а для шутки любил выставлять себя „горьким“. Выпив поутру первую чашу, он, бывало, крехнет и поведет рукою по груди к животу, качая головой медленно в наклон к груди; и как однажды Кульнев, давний друг его, просил Давыдова: „Что, Денис, пошло по животу?“, он отвечал: „По какому уж тут животу идти, а по уголькам былого когда-то живота зашуршело порядочно“»[179].
Какая картинка, какой язык! А ведь писал простой офицер, из мелкопоместных дворян, всю свою жизнь проведший в боях и походах…
…Штурм Рущука, который предпринял граф Каменский, был организован бездарно, но главнокомандующий, не желая признавать своего поражения, продолжал посылать людей на заведомую смерть, в результате чего под стенами крепости легла половина атакующих — восемь тысяч человек.
На войне случается всякое и со многим приходится мириться. Однако после кровавого поражения Каменский доложил в Петербург, что всему причиной — трусость солдат, чем восстановил против себя всю армию. Русские военачальники никогда не списывали свои ошибки на подчиненных!
И тогда наш герой вспомнил, что он по должности является адъютантом князя Багратиона и ему надо возвращаться к своему начальнику…
Вообще, Молдавскую армию тогда под различными предлогами покидали многие — не только отважные офицеры, но и опытные военачальники, которые не могли «сработаться» с графом Каменским. Конечно, это прекрасно, когда на высокие должности назначают молодых людей, хорошо себя зарекомендовавших. Но, к сожалению, опыт не является одной из граней таланта — пусть даже самого яркого, его необходимо получать и нарабатывать. А не имея опыта, человек обречен на ошибки… К тому же в России большинство начальников имеют привычку почитать себя не только самыми умными (конечно, по вертикали вниз), но и безгрешными, словно бы должность придает им не только ума, но чуть ли не святости. Не только сейчас — в любые времена!
Рассорился главнокомандующий и с бесстрашным Кульневым, отказавшимся вести своих людей в атаку на турецкий лагерь. Яков Петрович видел, что его гусарам не въехать на крутое возвышение, а потому доложил, что «нет возможности исполнить данное ему повеление. Приказание было строго повторено. Кульнев прислал прежний ответ. Тогда Каменский сам прискакал к Кульневу, приказывая идти на лагерь и угрожая арестом за непослушание. Кульнев снял с себя саблю, бросил ее на землю и уехал с поля сражения.
Каменский извинил излишнюю вспыльчивость своего старого сослуживца. За Батинское сражение Кульнев получил саблю с алмазами и надписью „За храбрость“»[180]. Но вскоре он все же покинул Молдавскую армию…
Не дождался окончания кампании и генерал-майор граф Строганов, с которым Денис познакомился в Финляндии и вновь повстречался на этой войне. Очевидно, что именно под Шумлой граф подарил Давыдову чекмень, воспетый им в стихотворении «Графу П. А. Строганову» с подзаголовком «За чекмень, подаренный им мне во время войны 1810 года в Турции». Мы о нем говорили, это давыдовский вариант «Моей родословной».
Стихотворение это заканчивается так:
Но мне ль, любезный граф, в французском одеянье
Явиться в авангард, как франту на гулянье,
Завязывать жабо, прическу поправлять
И усачам себя Линдором показать!
Потомка бедного ты пожалей Батыя
И за чекмень прими его стихи дурные!
О знакомстве Давыдова и Строганова ничего, в общем-то, неизвестно — кроме того, что оба они прошли пять одних и тех же войн (первой была кампания 1807 года, а потом будут Двенадцатый год и Заграничный поход), и того, что граф подарил своему сослуживцу чекмень. Значит, возникла между ними какая-то душевная связь, не так просто было в те времена, со строгими понятиями и правилами, сделать и принять такой подарок, да и стихи эти — не рифмованные строки, набросанные в качестве вежливой благодарности. К тому же малознакомому генералу офицер, пусть даже и признанный поэт, в таких словах послания не напишет — есть понятия субординации и воинской вежливости, которые четко соблюдались. Как знать, если бы не ранняя смерть Строганова — быть может, это была бы крепкая дружба?
Но пока еще шел 1810 год, и лучшие люди постепенно бежали из Молдавской армии… Точнее — с достоинством покидали ее ряды и ее самодура главнокомандующего.
