А сего июля от 6-го в сенате получено 14-го чисел: Воронежский вице-губернатор Пашков доношением объявляет, что для принятия у него Румянцева, князь Сергея с женою и с детьми и содержания их под Крепким караулом, також и данный ему Румянцову из сената инструкции, в Ранибург отправлен с Воронежа сегожь июля 6-го числа капитан Мясной, и при нем сержант-капрал и 24 человека солдат, и оный де Мясной, при отправлении своем, подал в Воронежскую губернскую канцелярию доношение, которым требует – для содержания над оным князь Сергеем Долгоруким караулу ночною порою свечей откуда получать, и ежели по данной инструкции случатся какия нужнейшие письма куда послать надлежит, на каких подводах, о том требовал указа, а Воронежская де губернская канцелярия по тому его Мяснова требованию на расход, на прогоны и на покупку бумаги и свечь и на прочие случившияся, будучи в Ранибурге, необходимый нужды, без чего ему обойтиться будет невозможно, без присланного из сената указу и без ассигнации камор-коллегии определить не смеет и о том требует указу.
А в прошлом 1727 году, сентября 16-го дня по определению верховная тайнаго совета при отправлении Меншикова в Ранибург посланному при нем лейб-гвардии капитану Степану Пырскому на прогоны посылаемым от него курьером и на прочие расходы дано из камор-коллегии 500 руб. И в том же году декабря 12-го дня, по определению верховнаго тайного совета велено онаго капитана Пырскаго переменить, а на место послать из гвардии ж капитана Петра Мельгунова и остаточную денежную казну велено ему, Мельгунову, у него, Пырскаго, принять. А по возвращении из Ранибурга капитан Мельгунов доношением своим объявил, что по прибытии его в Ранибург у капитана Пырскаго принял он остаточных за расходы 397 руб. 28 1/2 к., их того числа издержано на бумагу, на сургуч и на прогоны и на прочие расходы 133 руб. 621/2 коп.; за тем у него в остатке на лицо 263 руб. 66 коп.
Пресветлейшая державнейшая императрица и самодержица всероссийская, государыня всемилостивейшая!
Будучи во обители Страшного монастыря, взяла я вместо детей двух дочерей сына моего князь Сергея и в сущем младенчестве воспитала, которым намерена была отдать малые мои приданыя деревнишки, а понеже за указами тех моих деревень за внук моих справить было нельзя, и тако оныя были за сыном моим князь Сергеем, а ныне указом Вашего Императорскаго Величества те деревни отписаны, с которых я и сама, убогая старица, имела нужное мое пропитаниеся и теми деревнишками владела, на что явствуют за моею рукою в оных о всяких нуждах письма, такожь-де и имеющиеся на мне долги с оных де уплатить хотела. Помилуй, премилосердная государыня, едина моя по Бозе надежда, сотвори с убогою старицею милостыню, заставь вечно за высокое Вашего Величества здравие молить Всевышняго Создателя; покажи милосердие высоким своим указом, оным малым деревнишкам быть за внуками моими и при сущей моей старости на пропитание и на уплату долгов, дабы в древности моей в долгах и в нищете не умереть! Вашего Императорскаго Величества всеподданейшая и всенижайшая богомолица монахиня Маргарита Долгорука.
Из Аранибурга 1731 января 2-го дня.
1733-го декабря дня, по указу Ея Императорская Величества правительствующий сенат по поношениям из Аранибурга капитана Мяснова, у котораго содержатся под караулом князь Сергей Долгорукий с женой и с детьми и служительми, приказали:
По 1-му, что он Мясной пишет о людях его князь Сергеевых, которых по присланному из сената указу велено из крепости выпускать для покупки харчю и для нужд с караульными солдатами, а ныне приводят к нему унтер-офицеры и объявляют, что оные ого люди ходят несмирно и делают Аранибургским жителям обиды и драки и другия продерзости, о чем от них ему князь Сергею неоднократно объявливано, чтоб он учинил в том им запрещение, токмо он ничего не учинил, и еще чинят такие продерзости, а он Мясной штрафу никакого без указу чинить им не может и ежели что свыше тех продерзостей учинять, чтоб того причтено ему не было, и требует о том указу, послать к нему указ: велел содержать ему его князь Сергея Долгорукаго с женою и детьми и с определенными при нем людьми по данной ему инструкции во всем непременно, а которые их люди отпусканы были за караулом для покупки харчу и чинили продерзости и драки и тамошним жителям обиды, тем за то учинить жестокое наказание ему капитану Мясному по своему усмотрению, о чем было ему, имея под арестом своим, и отписываться в сенат не надлежало; и впредь ни до каких продерзостей не токмо людей их, но и самого его князь Сергея и жену его и детей не допускать, а ежели впредь покажутся от них противные данной ему Мясному инструкции какие проступки и продерзости, то их всех держать перед прежним арестом жесточе и не токмо посторонних, но и определенных при них людей до пребудущаго указу к ним не допускать и о том писать в сенате немедленно, объявляя о тех их поступках и продерзостях, именно и требовать указу; буде же от людей их такия ж продерзости или иные противные поступки впредь покажутся, за то их наказывать же, смотря по винам их, ему ж капитану Мясному безо всякия пощады и о том указа тех людей из крепости не выпущать и поступать с ниш так, как по указу и по воинским артикулам с содержащимися под крепким арестом колодниками надлежит; а что надлежит до покупки им харча и других нужд, то исправлять с ведома его капитанскаго караульным солдатам; а ежели до каких свыше тех продерзостей; оный капитан их допустит, то взыскано будет на нем; а сколь давно и с какого случая или в какой надежде те его Долгорукова люди такия продерзости чинить начали, о том ему Мясному в сенате репортовать немедленно.
По 2-му, о приеме и о распечатывании к ним князь Сергею и к жене его и к людям присылаемых писем и о посылке от них, и кого к ним допускать и от них кого куда посылать запрещено, о том и в прочем во всем поступать с таким крепким смотрением и осторожностию, как в данной ему инструкции изображено и посланными указами потом подтверждено; а ежели станут требовать, чтоб посылать им письма к Москве для присылки лекарств, и такия письма велеть им писать тому капитану при себе и брать оныя у них без печатей их, и прочитая, буде ничего противнаго, как в инструкции, данной ему, положено, не найдется, отправлять те письма ему капитану от себя с посторонними ездоками или чрез почту, а с людьми его и с приезжими конюхами отправлять, отнюдь не допускать; что он Мясной пишет, что присланный его Долгорукова служитель Демид Конищев требовал, чтоб присланного конюха послать в Москву за лекарством, на что ему Конищеву объявлено что с конюхом тех писем в Москву не пошлет, а пошлет от себя, а потом он же Конищев – пишет – вторично и объявил ему капитану: «велела де тебе сказать княгиня: ежели де конюха с письмами в Москву не пошлешь, то де я прикажу тому конюху ехать прямо в Петербург к батюшке на тебя с жалобою»; потом в тот же час сказал:: «князь де тебе велел сказать: ежели де хотя мало что Мне поможется, то де на вас будет писать в сенат во всяких пакостях и блуднях»; он же Конищев требовал, чтоб того конюха допустить к княгине, на что ему отказано, а посте того присланный же его Долгорукаго служитель Александр Киевский требовал того ж, чтоб конюха допустить, на что и ему отказано, и он Киевский у чал говорить: «коли де хочешь, я де по воли господ своих сделаю сего дни или завтре, что де пошлешь меня в С. – Петербург»; а как онаго конюха из Крепости отправлял караульный сержант, то вышеписанный Конищев, угнав у ворот, приказывал тому конюху, чтоб он ехал в Москву и сказал бы княгине Гагариной, что де капитан хочет князя уморить, за лекарством не посылает и конюхов для посылок держать не велит, чтоб она княгиня Гагарина отписала к отцу своему; – о том писать к Москве к генералу и обер-гофмейстеру графу Салтыкову, чтоб он с Москвы отправил в Аранибург кого нарочно по своему разсмотрению, на кого бы в том положиться было можно, которому, приехав, вышеписанных Конищева и Киевскаго взять под караул и распросить, какой они природы и сколь давно у него Долгорукова в службе, и где прежде служили; и Киевский такия слова капитану Мясному с угрозами: «коли хочешь, я де по воли господ своих сделаю сего ж дни или завтре, что пошлешь меня в С. – Петербург», говорил в какой силе, и в чьей надежде, и какая в том господ их воля есть, и собою ли он то говорил, или по чьему приказу; а Конищева распросить же, в каких пакостях и блуднях князь Долгорукий на того капитана в сенат писать хотел, тако ж и княгиня для чего хотела конюха из крепости, чтоб он конюх ехал в Москву и сказал бы княгине Гагариной, чтоб она на того ж капитана писала к отцу, о том он Конищев ему приказывал ли собою, или по чьему приказу; також того конюха сыскать немедленно и разспросить же вышеписанныя Конищева слова княгине Гагариной он сказывал ли, и притом им объявить, чтоб они о том сказали подлинно безо всякия утайки, а ежели что утаят, а после про то сыщется, за то учинена им будет смертная казнь безо всякия пощады, а буде в том они будут запираться, допросить о том показанных в доношении его Мяснова караульных сержанта и писаря, при которых такия от него слова произошли, и те их разспросы прислать в сенат в самой скорости; а их Конищева и Киевскаго и конюха до получения о том указа велеть держать капитану Мяснову под особливым караулом и ни кого к ним не допущать, а княгини Хованской человека Ивана Сердюкова, который приезжал к ним Долгоруким в Аранибург с письмами, и присылала княгиня Долгорукая к капитану Мясному дважды, чтоб видеться с ними его попустил, онаго взять ему генералу и обер-гофмейстру под караул же и допросить, от кого именно он в Аранибург посылан, и какие словесные приказы к кому с ним были ль, и оные он в Аранибурге ему: князь Сергею или жене его и детям, или кому из людей их объявлял ли, объявя ему прежде тако же де, чтоб сказал о том подлинно безо всякой утайки под смертною казнию, ежели потом что противное сыщется, и для того к нему графу Салтыкову с присланных капитана Мяснова доношении при указе послать копии.
