Узнав о том, что управление научно-технической разведки, всегда сильно зараженное «хуторскими», сепаратистскими настроениями, тихой сапой начинает создавать при себе научно-исследовательский институт по обработке открытых и полузакрытых материалов, мы ввязываемся в борьбу за то, чтобы такой институт носил общеразведывательный характер и обслуживал все ее направления. В конце концов удалось добиться этого, правда, потеряв какое-то время.
Постепенно появляются первые результаты. Мы их чувствуем в возросшем уважении, которое стали оказывать нам оперативные отделы. Мы охотно принимаем на стажировку их сотрудников, присылаем им на апробацию всю аналитическую продукцию, касающуюся их зоны ответственности, даем оценки работы их «источников» и целых резидентур.
Начальник разведки по-прежнему поддерживает нас. В ходе работы расширенных советов разведки, когда отчитывался руководитель подразделения или приехавший из-за рубежа резидент крупной точки, первое слово после самого отчитывающегося предоставлялось постоянно руководителю информационно-аналитического управления. Он мог задать тон всему обсуждению. Естественно, это придавало особый вес, но и налагало немалую ответственность на выступающего.
Признание полезности нашей работы иногда проявлялось в том, что резиденты стали обращаться с просьбами прислать к ним на постоянную работу специалиста управления. Мы с удовольствием это делали, когда речь шла о крупных точках с большим объемом информационной работы.
С годами информационно-аналитическое управление превратилось в одно из самых гибких и продуктивных подразделений разведки. Оно работало в круглосуточном режиме, непрерывно вело обработку поступающих материалов, было в состоянии в кратчайший срок мобилизовать любую группу для «мозгового штурма» внезапно возникшей проблемы. Сотни разных запросов ежедневно поступали в управление, и мне кажется, что мы оптимально удовлетворяли ожидания заказчиков. Но в силу атавистичности мышления, из-за низкой продуктивности оперработников «в поле» количественные параметры нашего управления оставались скромными. Если в ЦРУ соотношение между добывающими информацию работниками и информационно-аналитическими сотрудниками составляет 1:1, то в нашей разведке это соотношение едва равнялось 10:1.
Помнится, что когда во второй половине 70-х годов специальная сенатская комиссия обследовала ЦРУ, то она в своем заключении записала, что слишком много средств и людей занято добычей информации и недостаточно поставлена аналитическая работа. И это при соотношении 1:1! А у нас этот перекос, выходит, был в десять раз больше.
Наша система информационного обслуживания советского руководства по вопросам внешней политики была безнадежно устаревшей. Существовали четыре основных потока информации: один шел из МИД, второй — из КГБ (в основном материалы разведки), третий — из Минобороны (военная разведка) и четвертый — из отделов ЦК, где существовали международный отдел, ведавший вопросами, связанными так или иначе с капиталистическим миром, и просто отдел ЦК, ориентированный на работу с соцстранами. Никакого четко определенного разделения труда между этими ведомствами не существовало. Если к МИД в этом отношении претензии были вполне определенные — послы обязаны следить за всеми процессами, то информация КГБ могла касаться как внешней политики, так и внутренней — экономических, социальных, идеологических и иных вопросов. Нередко резиденты разведки вторгались и в военно-стратегическую сферу, в вопросы строительства вооруженных сил иностранных государств, освещали не только политическую, но и военную сторону международных конфликтов. Одним словом, их информация становилась все шире по своей тематике, а сами задачи разведки превращались в необъятные.
Наши военные коллеги не оставались в долгу. Продолжая заниматься своими прямыми профессиональными темами, они тем не менее все больше увлекались общеполитическими проблемами, к освещению которых были менее подготовлены. Иногда это приводило к тому, что обе разведки начинали соревноваться не в качестве освещения той или иной проблемы, а в быстроте передачи первого сообщения о ней наверх. Создавалась вызывавшая горькую улыбку ситуация, при которой обе разведки вели себя как Добчинский и Бобчинский из гоголевского «Ревизора», каждый из которых оспаривал право быть первым, кто обнаружил «ревизора».
МИД, КГБ и ГРУ получали главный поток своей информации в виде шифртелеграмм. Весь массив телеграмм, поступавших из зарубежных представительств, предварительно просеивался в МИД секретариатом министра, в КГБ — информационно-аналитическим управлением, в ГРУ — соответствующим рабочим аппаратом и затем шел в общий отдел ЦК КПСС, откуда он и направлялся адресатам. Время, необходимое для получения информации конечным потребителем от «источника» (посольства, резидентуры), иногда составляло два дня. Доставка секретной информации от ведомств в ЦК и пересылка ее между ведомствами осуществлялись специальной фельдъегерской службой, сохранившейся с XVIII–XIX веков. Документацию перевозили в кожаных портфелях младшие офицеры, обычно в звании лейтенанта. Все отличие от их исторических предшественников заключалось, в том, что они ездили не верхом, а в черной «Волге» и на боку висел не кремневый пистолет, а последняя модель «Макарова».
Информационные телеграммы готовились по принципу вольного творчества. Как правило, они оставляли удручающее впечатление обилием слов и скудостью мыслей. Нередко в них содержались и льстивые протокольные реверансы в сторону вероятных адресатов. Особенно этим грешили послы: ведь на их телеграммах была их собственная подпись, и так хотелось, чтобы их заметили, а еще лучше — отметили. Нередко приходили «простыни» по 10–15 страниц, из которых практически важная информация занимала от силы одну-две страницы. Резиденты обеих разведок были сдержаннее. Во-первых, их постоянно одергивали из центра, призывая к краткости; во-вторых, их телеграммы рассылались без указания фамилии подготовившего, а в-третьих, у них было все-таки поменьше политических амбиций.
Объемы поступавшей ежедневно на доклад руководству внешнеполитической информации становились огромными, где-то не менее 300–400 страниц. Могу судить об этом лишь потому, что вся поступавшая в адрес Ю. В. Андропова как члена политбюро ЦК КПСС внешнеполитическая информация направлялась в копии и к нам, в информационно-аналитическое управление, с тем чтобы мы лучше ориентировались в обстановке и, главное, чтобы не дублировали, не давали то, что уже известно.
