Когда Роберта рассказала мне об интересе, проявленном к ней ОСО, не скрою, перед моими глазами замелькали доллары. Я знал историю этой «Золушки». Впервые я услышал об этом фонде, когда отрабатывал свой срок на Украине, вынюхивая материалы для статьи об иностранных инвесторах, зарабатывавших деньги в Киеве. Иностранцы, с которыми я тогда общался в гриль-баре «Аризона» (находящемся во владении хитрого немца из Восточной Германии по имени Фальк, который никогда не был в Штатах, не говоря уж об Аризоне), хмуро наводили справки об этом фонде.
– Не знаю, как они это делают, – со вздохом проворчал один из несостоявшихся британских финансистов, глядя в тарелку с нарезанным кольцами импортным луком.
Я потратил несколько недель на то, чтобы добиться встречи с парнями из ОСО. В конце концов я все-таки встретился с ними в 1996 году в Днепропетровске. В городе Брежнева – Днепропетровске – находился крупнейший в мире завод по производству ракет с ядерными боеголовками. Даже теперь там еще можно увидеть окрашенные в зеленый цвет конические боеголовки и оболочки корпусов СС-18 МБР (межконтинентальная баллистическая ракета), разбросанные по территории завода, который стал производить троллейбусы по чешской лицензии. ОСО осознанно избрала Днепропетровск для проведения операций на Украине, поскольку вся политическая элита страны, включая президента, премьер-министра, его заместителей и министра финансов, была родом оттуда. К людям, принимающим решения, было легче подобраться там, а не в Киеве.
Офис ОСО поразил меня: он походил на сильно охраняемый центр еврейского возрождения, а молодые американцы в возрасте немногим более двадцати лет, управлявшие им, выглядели как ортодоксальные евреи. Что они там делали? Ведь Днепропетровск всегда был казачьей вотчиной, и приглашать туда евреев было все равно, что приглашать афроамериканцев в Алабаму во времена движения за гражданские права.
Молодой человек с короткой тощей бородкой и в ермолке поприветствовал меня. Назову его Мордехаем, вымышленным именем. Как я позже узнал от Роберты, даже после этой предосторожности его чуть не застрелили только за разговор со мной. Мордехай повел меня по длинному холлу, где шел ремонт и голые кабели свисали с потолка. Мы нырнули под строительные леса и вошли в его офис.
– Итак, – сказал он, – расскажите мне о себе.
Это было совсем не похоже на то, как я обычно начинал свои интервью. Почему-то я вдруг начал бубнить о своих странствиях по Восточной Европе, о моей жизни студентом в Варшаве и об извилистом пути в журналистику. Телефонные звонки постоянно прерывали нашу беседу, Мордехай хватал трубку, спокойно слушал и давал краткие инструкции на безупречном русском языке.
– Директора заводов, – извинялся он, – не очень хороши в принятии решений.
ОСО обладала акциями десятков местных предприятий и укрепляла свои позиции путем постоянного приобретения дополнительного количества акций, чтобы получить контрольный пакет. По словам Мордехая, фокус состоял в том, чтобы полученный таким образом крупный пакет акций затем продать с большой выгодой известным крупным инвесторам. В числе таких стратегических инвесторов были, например, международные корпорации «Кока-Кола» или «AT&T», которые были заинтересованы в покупке, скажем, сахарных заводов или предприятий по производству телекоммуникационного оборудования, но не ввязывались в приобретение акций предприятий по выпуску всяких мелочей. Эти корпорации щедро оплачивали труд таких компаний, как ОСО, аккумулирующих для них акции. Зная это, ОСО запустила руки во многие предприятия Украины. В дополнение к пакетам акций, фонд ОСО владел телефонной компанией и пользовавшейся дурной славой гостиницей «Лыбидь» в Киеве (в этой гостинице клиентам предоставляли на выбор номер или с горячей водой, или с телевизором), а также владел множеством объектов недвижимости. Все говорили, что фонд вложил в страну четыреста миллионов долларов, ошеломляющую сумму, если учесть, что все прямые инвестиции в Украину в период с 1991 по 1996 год едва достигали одного миллиарда долларов.
– Совсем неплохо для еврейского мальчика из Майями, – сказал, смеясь, Мордехай. Он заметил, что должен проинспектировать строительство центрального офиса, и предложил поехать туда вместе с ним. Мы сели в джип с шофером и телохранителем на переднем сиденье и поехали по пыльным улицам Днепропетровска в сторону здания, замечательного не только своим современным дизайном, но и тем, что ОСО как-то ухитрилось добиться разрешения на его постройку и получить различные лицензии, согласование которых бюрократы обычно затягивали на долгие годы.
Местный подрядчик, похожий на медведя человек, ожидал нас на строительной площадке, где красовалась большая вывеска с фамилией проектанта, компания которого находилась на Кипре.
– У нас сотни холдинговых компаний, зарегистрированных там из соображений налоговых льгот, – пояснил Мордехай.
Подрядчик только что закончил установку котельной и хотел ее запустить в присутствии Мордехая. Газовая топка после нажатия на пусковую кнопку засветилась синим пламенем. Подрядчик злобно усмехнулся, сказав:
– Совсем как в Освенциме, да?
У меня отвисла челюсть.
– Да, чудесно! – бесстрастно подтвердил Мордехай.
Когда я потом спросил у него, почему он прощает подрядчику такие выходки, Мордехай сухо ответил:
– Мне хорошо платят за то, чтобы уметь ладить с такими людьми. Через несколько лет я вернусь в Майями богатым человеком. Он же останется жить в этом дерьме.
Значительно позже, когда я немного узнал от Роберты историю семьи основателя ОСО, я понял, почему служащие фонда были столь закалены и выносливы. Дело в том, что философия фонда базировалась на идеях отца его основателя, который жил в кондоминиуме для пенсионеров во Флориде и оставался неофициальным советником фонда, его «серым кардиналом».
Эта семья жила раньше в богатом еврейском квартале Львова. В начале войны ей удалось сбежать из этой крупнейшей в Восточной Польше еврейской общины и купить себе право на отъезд в Швейцарию до того, как в Польшу вошли части СС. После холокоста семья вернулась в самое сердце зверя – в Западный Берлин – и стала скупать там разрушенную бомбами недвижимость за деньги и золото, которые ей удалось вывезти из Львова. Скорее всего, это была их сладкая месть, облеченная в форму покупки целых кварталов берлинской собственности буквально за гроши.
В годы, последовавшие за выздоровлением экономики Западной Германии, невостребованная раньше недвижимость резко поднялась в цене. Опустошение и разруха в послевоенной Германии имели много общего с тем, с чем столкнулся СССР после крушения коммунизма. Так азартная игра с собственностью в Берлине тех лет послужила для ОСО своего рода исторической калькой для повторения этого уже на территории бывшего советского блока.
