На низкой тахте, утопая в шелку и парче, сидел невзрачный, сморщенный, дряхлый старик. Лицо властелина выглядело безразличным, и довольно глупая улыбка сопровождала каждое его слово. Говорил он, однако, довольно сносно по-английски. Узнав, что Лисянский из России, он встрепенулся и спросил:
— Что заставило вас пуститься в столь далекое странствие?
— Стремление познать жизнь людей разных стран, — ответил Лисянский, — увидеть своими глазами природу в натуре на всех континентах…
Навваб вначале слушал, но спустя несколько минут глаза его потускнели, прикрылись, и он погрузился в дремоту.
Улыбаясь, адъютант сделал знак, и они встали, чтобы откланяться. Навваб встрепенулся, жестом попросил задержаться и хлопнул в ладоши. Подбежавшему слуге он приказал снять со стены булатную саблю и торжественно вручил ее русскому офицеру.
Возвращаясь через многочисленную анфиладу комнат и залов, Лисянскому пришла мысль, что «не всякому можно видеть сего человека, ибо он содержится под стражей у англичан, караул содержится для осторожности, а управляет владением губернатор».
Прощаясь, навваб пригласил русского офицера на большой праздник — свадьбу сына.
На торжество собралось много гостей — индийских принцев, вельмож, английских чиновников и офицеров. Последним под звуки фанфар на богато убранном белом слоне прибыл генерал-губернатор Индии. Следом слуги-индусы несли в раззолоченных палантинах лорда Клайва и высоких чинов английской администрации. Навваб встретил их у входа, и началось празднество. Звучала непривычная восточная музыка, сверкал фейерверк, раздались пушечные салюты в честь новобрачных. Всюду сверкали бриллианты, рубины, изумруды — на одеждах, головных уборах, на оружии и даже на чувяках навваба. Столы ломились от обильных и изысканных угощений. Пленительные танцовщицы непрерывно кружились в искрометных танцах.
«Пожалуй, европейцы здесь живут в удивительной роскоши», — размышлял Лисянский, глядя на блеск торжества…
Благодушное его настроение неожиданно прервалось. Лисянского на следующий день известили: «Септр» скоро отправится в Бомбей.
— Лорд Морнингтон намерен начать наступление на Майсорского владетеля Типу, — объяснил Лисянскому капитан Эдвардс, — он предусматривает ударить на него с двух сторон. Нам предписано принять восемьдесят четвертую бригаду и перевезти ее в Бомбей. Там же мы сможем встать в док для ремонта.
17 января «Септр» с десантом вышел в море. Встретив эскадру адмирала Рейнира, блокировавшую Майсорские порты, корабль направился в Бомбей. Выгрузив войска, «Септр» встал в док, а Лисянский вместе с офицерами поселился в большом доме на берегу.
Бомбейские правители жили более скромно, чем их мадрасские соотечественники. Кроме индусов здесь проживало много парсов, выходцев из далекого Ирана, не пожелавших после арабского нашествия принять ислам.
Настроение в городе тоже отличалось тревожным ожиданием исхода начавшейся войны. Мало кто сомневался в победе англичан, во много раз превосходящих армию Типу-султана и числом, и особенно вооружением. Некоторые офицеры корабля отправились с войсками, ходили слухи, что на войне можно сказочно обогатиться.
Однажды капитан Эдвардс предложил Лисянскому:
— Наш корабль пока стоит в доке, сэр. Я заметил, вы отлично командуете матросами. Есть возможность проявить себя в настоящем деле. Мой приятель, командир полка, предлагает вам поступить к нему на службу. Скоро предстоят решительные схватки с майсорскими войсками. — Эдвардс изучающе посмотрел на Лисянского. — К тому же вы получите кучу денег, подумайте, сэр.
Лисянскому не было необходимости размышлять по этому поводу, у него давно сложился определенный взгляд на действия англичан в Ост-Индии.
— Благодарю за предложение, сэр, однако не считаю для себя возможным участвовать в сем предприятии. Сие дело сугубо внутреннее, великобританское.
Юрий Федорович не договаривал. Он давно в душе осуждал: «Такое действие англичан несправедливо».
Он продолжал бродить по бомбейским улицам и окрестностям, убеждаясь с каждым днем, что настроение жителей становилось все более тревожным.
Вскоре пришло предписание из Англии — готовиться к блокаде Красного моря, Бонапарт занял Суэц и собирает на побережье Красного моря флотилию. Французы подтягивали войска в помощь Типу-султану. Но «кажется, сие будет весьма поздно», — заключил Лисянский.
С театра военных действий приходили сообщения о поражениях войск султана. Видимо, дни его были сочтены. Оставаться в Бомбее среди военной истерии становилось тягостно.
Не раз Лисянский слышал от англичан о Новой Голландии — новой Британской колонии на юге Индийского океана. Как раз небольшое военное судно отправлялось туда для описания побережья. Он обратился за содействием к адмиралу. Обычно англичане неохотно допускали иностранцев в свои новые владения, но адмирал разрешил. Русский офицер производил благоприятное впечатление и по отзывам капитана Эдвардса отличается большой пытливостью, а кроме того, в совершенстве владеет английским. Однако события круто изменились.
Накануне отплытия в Австралию пришло письмо из Лондона. «Мая 1-го получил письмо от графа Семена Романовича Воронцова, в котором он поздравил меня с производством в капитан-лейтенанты и советовал как можно скорее возвратиться в Россию», — записал Юрий в журнале.
Весточка, с одной стороны, обрадовала, не каждый день очередным чином жалуют, но в то же время и настораживала. Уже месяц-другой в газетах мелькали сообщения о натянутых отношениях с Россией, а совет посла походил на приказание. Пришлось расстаться с мечтой побывать в незнакомой Австралии. «Итак, боясь дабы не навести на себя гнева начальства, нашел за нужное оставить все свои будущие виды, а повиноваться наставлениям посла, почему того же дня нанял место на купеческом корабле «Лоялисте» до Англии, который вскоре должен туда отправиться. Адмирал Рейнир было предлагал мне ехать на пакетботе в Персидский залив, а оттуда с его бумагами отправиться в Алеппо, уверяя, что с последнего порта мне легко достигнуть будет Европы. Однако я предпринять того не согласился на счет военных обстоятельств и дабы не потерять редкостей, которые приобрел с немалыми трудами в прошедшие семь лет».
Лисянский — следопыт, дорожит своими драгоценностями: океанскими раковинами и кораллами, утварью и оружием, собранными за семь лет скитаний по морям и океанам.
Расставаясь с Индией, он невольно вспоминает мыс Доброй Надежды и красоты Южной Африки, на прощанье любуется экзотикой Бомбея. Прелести природы не укрывают от его взора людские беды простого подневольного народа. «Что в Капштадте, что здесь, в Мадрасе и Бомбее, — размышляет он, — всюду пришельцы, невзирая на страдания и бедствия местного населения, ищут прибыли поболее и утопают в роскоши».
