В этой связи газета «жалела» «многострадальные русские заводы», уверяла читателей, что никому, «и даже самому морскому министру», пе известно, когда начнется постройка нового корабля.
Общие газетные фразы тандема Брут — Коялович были поддержаны, как ни странно, конкретными сомнениями и предложениями Морского генерального штаба.
Очевидно, что возникал спор. И кто знает, чем он, начавшись, закончился, если бы пе авторитетные выступления Крылова по всем спорным вопросам. Он лично рассмотрел проектные данные, внес в них существенные поправки и, по существу, расчистил дорогу в дальнее плавание детищу, рождаемому на народные гривенники и копейки.
29 июля 1909 года комитет подписал с Путиловским заводом договор на постройку нового корабля.
Если удавалось, Крылов выезжал отдыхать непременно в родные симбирские места. Выкроилось время для поездки и летом 1910 года. В Теплом Стане Крылов повстречался с дальним родственником Володей Филатовым. Взяв с собой собаку по кличке Спорт, они пошли побродить по окрестностям. Филатов замешкался и потеря! Крылова из вида, а скоро услышал какой-то странный его призыв:
«Володя, на помощь! Лось! Брось!» «Не загнал ли Спорт жеребенка в воду?» — подумал я и бросился к озеру. Предо мной открылось необычайное зрелище: посередине неширокого озера по грудь в воде стоял Алеша, обняв за шею молодого лося, которого я тотчас отличил от моего воображаемого жеребенка по характерной губе и ушам… Возглас «лось» относился ко мне, а «брось» — к собакам».
Так вспоминал о днях отдыха, проведенных вместе с Крыловым, знаменитый на весь мир доктор-окулист академик Владимир Петрович Филатов.
В охотничьем азарте атаковав вручную лесного красавца, два академика, мужчины сильные, ловкие, скорые на точные решения, оказались в плену у лося, так как он, с огромными усилиями выведенный на берег, повел себя непонятным для ученых мужей образом. Лось «поднял свою дотоле понурую голову и начал преспокойно жевать ветки ивняка, которые он спешно запихивал в рот своей огромной верхней губой. На нас — ноль внимания! Ми начали подталкивать его в озеро, хлопать в ладоши; он не реагировал и на лай собак, не подходивших близко, и ласково косился на нас своими выпуклыми глазами».
Воистину: «Охота пуще неволи».
Человек многоодаренный, тонкий живописец и рассказчик, человек, наделенный всемирной славой и известностью, благодарностью тысяч и тысяч людей, увидевших при его помощи земной мир буквально, Филатов с благоволением и восхищением относился к Крылову, называя его «великим сыном нашей Родины».
Описанный Филатовым случай на охоте — редчайший не только по исключительности происшествия, но и потому, что последние годы Крылов никак не мог вырваться отдохнуть в родные края. Свободные от лекций в Морской академии летние месяцы требовали более интенсивной, чем зимой, рабочей отдачи то в бассейне, то на стапелях, не говоря уж о внимании к «45 000 одуряющих входящих» бумаг в Морском техническом комитете. Но если нельзя выкроить время для нормального отдыха, он будет организован чисто по-крыловски:
«Чтобы чем-нибудь отвлечься, я решил ввиду приближения кометы Галлея обстоятельно изучить метод Ньютона определения параболической кометной орбиты по трем наблюдениям. Это доставляло мне отдых и если не развлечение, то отвлечение…» — писал ученый.
Трехчасовое «отвлечение» от повседневности — ежедневный отдых Крылова — в осмыслении ньютоновских «Начал». Автор перевода, между прочим, снабдил эту работу на отдыхе 200 оригинальными примечаниями и дополнениями. Об этой работе Крылова, например, профессор Н.И. Идельсон написал следующие слова: «Мы утверждаем, что такого перевода Ньютона с латыни на новый язык ни по-французски, ни по-немецки, ни даже по-английски не существует».
Вскоре после освобождения от поста председателя Морского технического комитета Крылов при смене морского министра получил предложение нового, а им стал. И.К. Григорович, быть у него генералом по особым поручениям. Предложение было принято не из-за престижности новой должности, а потому, что, исполняя ее, Крылов мог наблюдать и влиять на строительство флота. В известной мере новая должность позволила Крылову даже более усилить влияние на все морские дела, чем это было прежде.
С началом учебного 1910 года Крылов стал читать теоретическую механику в Институте инженеров путей сообщения. Для чтения курса им были написаны «Кинематика», «Динамика точки» и «Динамика системы точек и твердого тела». Сведенные в литографированный сборник, эти работы в мгновение ока стали библиографической редкостью.
Наблюдательная поездка в Европу, совершенная в это время и оформленная как командировка в Брюссель па Всемирную выставку, дала «свободному» генералу Крылову материалы не только для кабинетных размышлений. Выводы при тщательном анализе их совершенно определенны: Германия вовсю готовится к войне, подчиняв ее нуждам даже коммерческие причалы Антверпена.
— Но не слишком ли категоричны ваши выводы, дорогой Алексей Николаевич, — Германия против нас? — спросил, как бы еще раз желая убедиться, морской министр.
— У меня нет ни малейшего сомнения, ваше превосходительство, война, к сожалению, неизбежна, и я прошу доложить мое мнение его величеству.
— Но, дорогой Алексей Николаевич…
— Простите, ваше превосходительство, я исполнил свой долг, и меня не смущает, если я окажусь на одной скамье по соседству с адмиралом Бирилевым, буде окажусь достойным — там место тихое…
Последствия доклада были совершенно неожиданны: 6 декабря 1911 года Крылов был произведен в генерал-лейтенанты, а морской министр удостоен генерал-адъютантства.
Вслед за этим внеочередным пожалованием последовало и предложение со стороны морского министра Крылову составить доклад Государственной думе об ассигновании на развитие флота 500 миллионов рублей.
Это предложение имело, правда, небольшую предысторию. Обрадованный высочайшим вниманием, морской министр Григорович обещал царю, что вопрос об ассигнованиях не вызовет в Государственной думе каких-нибудь нежелательных эксцессов. Ознакомившись же с тем, что ему приготовил для выступления Морской генеральный штаб, министр обомлел — за сухими, чванливыми и безоговорочными фразами доклада он увидел не только неисполнение своих заверений, но и отставку. И такая ему представилась отставка, что удел адмирала Бирилева, о котором напомнил генерал Крылов, мог показаться даром небесным. Не более чем показаться: как всякий моряк, он был суеверен, но не до такой степени, чтобы ждать ниспослания даров.
