Снаряд несли попеременно, так как идти было очень тяжело, земля была мокрая, вязкая.
Метрах в ста от дороги Алексеев остановился и объяснил партизанам, куда отходить в случае боя и где нужно будет встретиться.
- Чертова ночь, - выругался Захар, - ничего не видно! Возьми шнур, привяжешь к чеке... Мы здесь будем ждать, а появится эшелон, дернем за шнур.
Намотав на руку побольше шнура, Николай осторожно поднял снаряд и пригнувшись пошел в сторону дороги. Грязь, лужи, мокрый снег, идти было очень трудно, но он, напрягая последние силы, продолжал нести тяжелую ношу. Приблизившись к полотну, залег, а затем пополз к рельсам... И вдруг заметил - в темноте мелькнула оранжевая искорка. Кто-то курит... Насторожился, плотней прижался к холодной земле и через некоторое время отчетливо увидел два черных силуэта с автоматами наперевес... "Гитлеровцы? А если фонариком посветят?" - пронеслось в голове. Поставив автомат на боевой взвод, Николай прицелился в фашистов, да так и проводил их, взяв на мушку. Гитлеровцы прошли мимо. Когда затихли их шаги, Николай вскочил, поднял снаряд и, вбежав на насыпь, быстро, прямо руками вырыл в песке углубление, положил снаряд, привязал за чеку взрывателя конец шнура и протянул его под рельс.
В этот момент со стороны станции Щемыслица послышался шум приближающегося поезда. Шум быстро нарастал. Вот уже Алексеев ясно слышит, как постукивают колеса о стыки рельс.
"А вдруг Захар в панике дернет раньше времени за шнур?" Николай кубарем скатился с железнодорожного полотна в кювет. Автомат, висевший на шее, сильно ударил по голове. Неожиданно яркий луч резанул ночную темень. Это машинист включил прожектор. Алексеев заметил, что впереди паровоза катились три платформы, груженные песком. Шнур надежно намотан на руку. Учащенно забилось сердце. Когда паровоз накатился на снаряд, Николай дернул шнур. Вспыхнуло небо, колыхнулась земля, заскрежетало железо. Алексеева оглушило взрывом, забросало землей и обломками. В небо взвились десятки осветительных ракет, гитлеровцы открыли со всех сторон бешеную пальбу.
Оглушенный и ослепленный взрывом и осветительными ракетами, Николай на ощупь бросился бежать. Бежал не ориентируясь, сколько мог. А когда перешел на шаг, чтобы хоть немного отдышаться, перед ним как из-под земли выросло большое темное здание.
- Хальт! - неожиданно услышал он.
Николай молниеносно дал длинную очередь в ту сторону, где стоял гитлеровец, а чтобы предупредить погоню, бросил в сторону здания гранату и пустился бежать.
...В деревню Дворище, где партизаны оставили лошадей, Алексеев пришел на рассвете. Люди не спали, прислушивались к стрельбе, боялись, что вот-вот в деревню ворвутся гитлеровцы.
Не спал и старик Стрижевский. Увидев около хаты Николая, он выбежал навстречу, крепко обнял его и проговорил:
- Ну, Коля, и ухнуло! Думал, что хата развалится.
- Пить, очень хочу пить, дядя Алесь!
- Сию минуту принесу, а ты присядь на бревно, отдохни. - И вдруг закричал: - Николай, смотри, смотри! Идут!..
Николай вскочил с бревна и увидел, как по огороду шли к хате его товарищи.
- А я уже, грешным делом, подумал - что-нибудь случилось с вами, сказал Алексеев.
- Ты понимаешь, Николай, черт знает что такое! - горячился Захар. Подошел эшелон. Дергали мы, дергали за шнур - ничего не получилось. А когда перестали дергать, раздался взрыв.
- Эх ты, подрывник! - засмеялся Николай. - Я же шнур крепко держал, чтобы ты прежде времени вместе с паровозом и меня к господу богу не отправил...
Партизаны рассмеялись. Все были довольны: ведь почти под самым носом у фашистов, у самого Минска, они пустили под откос вражеский эшелон.
Установили, что взрывом уничтожен паровоз и семь вагонов с боеприпасами, убито более двадцати немецких солдат и офицеров. На большом участке дороги движение вражеских поездов было остановлено на одиннадцать часов.
Через сутки группа Захара Бойко вернулась в расположение партизанского отряда.
А утром следующего дня командир отряда Ганзенко вызвал Алексеева в штаб, подробно расспросил об операции, поблагодарил за смелость и находчивость.
- Мы тут, товарищ Алексеев, посоветовались с начальником штаба и решили назначить тебя командиром подрывной группы. Как ты на это смотришь?
- Спасибо, товарищ командир, - радостно ответил Николай. - За доверие спасибо!
Опоздали!
В своем первом разговоре с Ганзенко, когда Николай рассказывал командиру отряда о том, как бежал из плена, искал партизан и, наконец, связался с ними, он снова заговорил о подпольной комсомольской группе в Копеевичах.
- Хорошие ребята, горячие, преданные, рвутся бить фашистов, - сказал он под конец.
- Ну что ж, - ответил Ганзенко, - люди нам нужны. Организуем поход за ними, возьмем в отряд. Ждите, Николай Григорьевич, команды.
И вот этот день настал. Алексеев вышел из лагеря с небольшой группой партизан.
Расстояние до Копеевичей было километров пятьдесят, но пробирались к ним партизаны двое суток, так как почти в каждой деревне стояли гитлеровские гарнизоны.
Въехали в деревню поздно вечером. Она словно вымерла - нигде ни огонька.
Гитлеровцев в ней не оказалось.
Расставив в разных концах деревни часовых, Николай с Василием Назаровым и Иваном Свирепо подошли к хате Адели Юльевны Волчек. Николай постучал в окно. Приоткрылась занавесочка, и в окне показалось старушечье лицо.
- Кто там?
Николай узнал голос старушки.
- Откройте, Адель Юльевна! Это я - Николай!
Старуха медленно открыла дверь, пропуская партизан в дом.
- Не узнаете? - спросил Алексеев, улыбаясь.
- Вот тебе на! - воскликнула она. - Николай! Сказал, что пойдет в Минск, а явился вон откуда!
- Партизаню, Адель Юльевна!
Старуха подвела Алексеева к лампе, с гордостью оглядела его:
- Ну здравствуй, здравствуй, герой мой! Вон ты какой, не узнать. Наверное, командиром уже?
- Да, мамаша, Николай - наш командир, - ответил за Николая Василий Назаров.
- Не зря я тебя выходила, не зря! Бог вам в помощь, дорогие мои!
- А вы-то как живете, Адель Юльевна?
- Какая моя жизнь! Вот не подвел ты меня, уже и радость.
- А мы за ребятами пришли. Как они тут?
- За ребятами?.. Эх, Николай, что же так поздно-то? Ушли они. Вчера. Очень волновались за тебя, думали, что погиб. Переживали очень. Они в сторону Слуцка подались.
- Вот беда-то!.. - с горечью сказал Николай. - Ушли! Опоздали мы. Вот беда-то! Не мог я раньше прийти, никак не мог...
Николай нервно заходил по хате.
- Не расстраивайся, сынок, - стала успокаивать его старушка. - На войне всякое бывает. Даст бог встретитесь еще на партизанской тропке.
На улице раздался выстрел. В хату вбежал партизан.
