Суд приговорил всех палачей к повешению. Один из приговоренных сумел покончить с собою в тюрьме.
Остальные были повешены публично на аппельплаце в Майданеке — лагере, где они совершали свои преступления.
К месту казни собралось несколько сотен тысяч жителей окрестных городов и сел, и, когда солдат Войска Польского надел стоявшим на грузовой автомашине преступникам петли на шеи и грузовик медленно отъехал, оставив их извиваться в предсмертных конвульсиях, раздались бурные аплодисменты. Зрители кричали «ура», бросали вверх шапки. Люди выражали свое удовлетворение справедливым возмездием.
Весь личный состав нашей оперативной группы упорно, можно сказать, самоотверженно трудился над выполнением своих задач. Победа была близка, и каждому из нас хотелось внести в ее достижение свою лепту. Однако конечные итоги основного направления нашей деятельности не оправдали надежд командования. Еще до окончания войны нам стало известно, что почти все наши группы были уничтожены противником вскоре после приземления. Оправдались наши худшие опасения, высказывавшиеся в свое время руководству. Посылка относительно многочисленных АРГ из советских людей, не знающих немецкого языка, являлась фактически авантюрой. Группы были слишком малы, чтобы защитить себя и вести разведку боем, и слишком велики для маскировки и укрытия в культивированных лесах Западной Польши и Восточной Пруссии. Широкие просеки, разветвленная система лесных объездчиков, совершенные средства связи с телефонами не только в квартирах, но и на дорогах, покрывающих густою сетью всю страну, давали возможность по малейшему сигналу любого немца о появлении советских парашютистов направлять карательные отряды полиции и фольксштурма на броневиках, транспортерах с собаками в любой пункт, где могли скрываться наши люди. В таких облавах зачастую принимали участие все немцы, способные носить оружие. Проводились так называемые «хазенягд» — охоты на зайцев, где в качестве зайцев выступали или бежавшие из лагерей военнопленные, или обнаружившие себя разведчики.
Если на советской территории, за редкими исключениями, любой местный житель являлся союзником в общей борьбе с врагом, от которого можно было получить нужную информацию, помощь и содействие или по крайней мере рассчитывать на благожелательный нейтралитет, то здесь местные жители немцы почти без исключения были сами врагами, пытавшимися не за страх, а за совесть помочь властям в борьбе с русскими. На своей земле каждый советский человек, от ребенка до глубокого старика, готов был поделиться с партизаном последним куском хлеба, укрыть его, предостеречь от опасности. В Германии почти любой был врагом, и опасаться нужно было всех, включая малолетних детей. Отсутствие продуктов заставляло разведчиков выходить из укрытий, выполнение задач также требовало контактов с местными жителями, захвата пленных, а это, как правило, становилось началом конца. Из 120 героев, направленных нами из Бреста и Кобрина, в живых осталось всего около 10 человек, с трудом выживших до прибытия в район их выброски советских войск. Эти люди, среди них были и поляки (Казимир Валюк, Анатолий Еглинский, Ванда Бель, Симон Новосад и др.), рассказывали в последующем страшные подробности массовых облав и разгрома групп и гибели своих боевых товарищей, провоевавших до этого в партизанских отрядах на своей территории, оккупированной немцами, по нескольку лет.
Очевидно, в условиях враждебной среды посылка крупных разведывательных групп, целиком оправдавшая себя на территории СССР, не может быть признана рациональной в условиях Центральной и Западной Европы. Отправление с целью разведки больших вооруженных групп, вероятно, можно рекомендовать лишь в районы с широко развитым партизанским движением с определенной частью лояльно настроенного к нам местного населения и при наличии естественных укрытий: лесных массивов, складок местности, горных хребтов. В остальных случаях надежным способом оперативной разведки в тылу противника будет, очевидно, оставаться боевая работа засылаемых в помощь созданной в мирное время агентурной сети одиночек или малочисленных групп в 2–3 человека, отлично знающих язык и страну и могущих проживать на полулегальном положении, имея соответствующие документы и деньги. Понятно, что такие кадры нужно готовить заранее. Особенно успешной их работа может быть в том случае, если в разведываемых странах для направляемых в военное время советских разведчиков будут созданы заблаговременно из числа надежных местных жителей своеобразные опорные пункты.
Резкая разница в обстановке и условиях разведки в Германии по сравнению с теми, которые были на нашей оккупированной немцами территории, не была нами должным образом учтена. Стремление возможно быстрее и проще, испытанными методами добиться нужных результатов привело к большим неоправданным жертвам с нашей стороны.
Как правило, все наши разведгруппы после выброски давали в тот же день радиограммы о благополучном приземлении, а затем или бесследно исчезали, или сообщали о боях с карателями, что означало — «конец». Были случаи гибели разведчиков при их транспортировке в тыл. Самолеты подбивали зенитчики противника и его ночные истребители. Запомнился один эпизод, окончившийся трагически не для разведчиков, а для экипажа самолета, на котором они направлялись в тыл.
В одну из августовских ночей с брестского аэродрома вылетел с группой разведчиков наш воздушный трамвай самолет «Ли-2», пилотируемый старшим лейтенантом Михаилом Саркисовым, настоящим мастером прицельного десантирования. В качестве инструктора ПДС с группой летел старшина Михаил Федоров. После выброски разведчиков самолет, без захода в Брест, должен был лететь в Москву на профилактический ремонт, и поэтому в него погрузился с трофейным немецким мотоциклом инженер эскадрильи, который должен был присутствовать при ремонте. Хотя «прогулки» по тылу противника лицам, не связанным с выполнением боевого задания, были категорически запрещены, инженер, как заместитель командира эскадрильи, пренебрег запретом и отправился в рискованное путешествие, рассчитывая рано утром увидеться в столице со своею семьей. Самолет в Москву не прибыл. Группа в тот же день вышла на связь, что свидетельствовало о том, что несчастье с экипажем случилось уже на обратном пути. Лишь в конце ноября, совершенно случайно, удалось точно установить место и приближенно обстоятельства гибели экипажа и самолета.
В этот период мы получили в дополнение к имевшимся задачам еще одну — выяснять на освобожденной территории причины гибели наших групп и разведчиков. Для поисков нужных службе людей и следов работавших в оккупированной Польше наших разведчиков мне с пилотом лейтенантом Решетняком пришлось лететь на «По-2» из Люблина в Седлец, в районе которого прекратила свою работу одна из наших разведгрупп, выброшенная в тыл немцев еще в 1943 году. В пути нас застал сильнейший снежный шторм. Нашу «стрекозу» бросало из стороны в сторону, как былинку. В довершение всех неудач мы заблудились. Попытались снизиться для ориентировки по наземным объектам, но чуть не врезались в вершины Свентокшиских гор. Видимость была равна нулю. Стрелка компаса прыгала из стороны в сторону, не давая возможности определить направление полета даже приблизительно. Опасаясь перелететь Вислу и сесть к немцам, мы решили приземлиться на первой же поляне и переждать буран. Не без труда нам удалось найти подходящую площадку, и мы сели на опушке какого-то лесного массива. Начинались сумерки. Вдруг через сетку крупных снежных хлопьев мы заметили группы людей, перебегавших от укрытия к укрытию. Первая мысль была: «Немцы», — но тут же мы заметили среди приближавшихся женщин. Это нас успокоило, и мы пошли им навстречу. Неизвестные оказались жителями соседней маленькой деревушки, решившими, что в их лесу совершил посадку немецкий самолет, и намеревавшимися забрать в плен летчиков. Вооружившись кто чем смог, на шум мотора бросились не только мужчины, но и женщины, что и спасло нас всех от крупной неприятности, т.к. первоначально мы собирались срочно взлетать, прикрываясь огнем своего турельного пулемета.
