Обходные движения 10-й армии северо-восточнее, а позднее восточнее Вильны, предъявляли к боеспособности войск исключительные требования. Войска шли навстречу им с полным самоотвержением, и все же жертвы не привели к цели. Как и приходилось опасаться, русским удалось своевременно принять контрмеры. Но более, чем таковые, продолжению операции мешали быстро ухудшавшиеся условия организации подвоза.
Поэтому начальник Генерального штаба уже 10 сентября, когда шел обмен мнениями по поводу 26-й дивизии, убедился, что более уже не было шансов добиться каких-либо успехов крупного значения. Между тем главнокомандующий Восточным фронтом, как он в ответ на запрос сообщал об этом 20-го, держался другого взгляда. Он все же надеялся на благоприятный исход, если бы он даже затянулся еще на несколько дней. Это не подтвердилось. 27-го главнокомандующий на вновь отправленный к нему запрос сообщил, что он должен прекратить наступление, и левое крыло 10-й армии, придвинувшееся до Вилейки, возвратить в район озера Нарочь. Его фронт останавливается на долговременной позиции от впадения Березины в Неман – озеро Нарочь – район западнее Двинска – Митава – Шлок. 8-я и 10-я армии с возможной скоростью освободят силы в распоряжение верховного командования. Сколько дальнейших дивизий и с каких участков могут быть взяты, сказать этого главнокомандующий еще не может.
Последний абзац этого ответа таил в себе большие затруднения для общего положения дел. На западе, где только что началось наступление противников, силы, на прибытие которых уже давно смели рассчитывать, были также настоятельно нужны, как и на сербской границе, где австро-венгерское главное командование не могло предоставить достаточного количества сил для общих операций.[150] И все-таки было сделано усилие, чтобы в ближайшие дни не трогать частей с Восточного фронта, так как в это время перед Сморгонью возобновились бои, которые согласно имевшимся сведениям имели задачей устранить образовавшееся там большое и для долговременной позиции очень неудобное вклинение (Einkeilung) в немецком фронте. Но уже 3 октября, судя по донесениям на последовавший запрос, было видно, что и эта надежда также осуществлена не будет. Начальник Генерального штаба поэтому мог вновь потребовать снятия дальнейших частей с фронта и обязан был это сделать, считаясь с положением дел на других театрах.[151] Чтобы подготовить эти мероприятия, он пожелал получить от главнокомандующего мнение об обстановке на его фронте. Отсюда возникла переписка, подлинное воспроизведение которой опять-таки наиболее просто отразит положение дел. Вместе с этим она дает ясную картину существовавшей разницы во мнениях по поводу ведения операции в течение лета. 6 октября главнокомандующий сообщил:
«Русские армии 10-я, 2-я и 1-я атакуют всеми силами 10-ю армию и правое крыло Неманской, имея задачей прорваться до дороги Двинск – Вильна или, по крайней мере, своей атакой сделать невозможной дальнейшую отправку сил на Западный фронт.[152]
Ожидаю, что удастся помешать прорыву противника. Но снятие дальнейших сил в настоящее время невозможно. Даже по отбитии атаки оно может последовать лишь тогда, когда по взятии Сморгони и предмостного укрепления у Двинска достигнуто будет сокращение фронта. Для этого назначение несколько тяжелых батарей является настоятельно необходимым. Такое сокращение фронта тем более необходимо, что я также вынужден создавать для себя резервы из центра фронта, чтобы усилить его левое крыло, так как нажим на мой фронт в районе Митавы имел бы тяжкие последствия».
На это начальник Генерального штаба отвечал:
«Несомненно было бы выгодно, если бы было возможно прочно сохранить современное расположение частей фронта и, кроме того, произвести нажим в направлении на Двинск. Но если поставить вопрос, допустимо ли для этой цели удерживать здесь те силы, отсутствие которых могло бы оказаться гибельным для позиции на Западном фронте, то придется ответить на него, конечно, отрицательно.
В сравнении с этой опасностью не играет решительно никакой роли, как Вашему Превосходительству давно известно, если имеющееся вами в виду сокращение фронта, из-за снятия с него 58-й и 115-й дивизий,[153] должно будет достигаться подачей фронта назад. Пойдет ли наш фронт, напр., из района Сморгони через Двинск к Бауску или пойдет от Сморгони более или менее прямо к Бауску, для общего хода войны это не имеет значения. Потеря же наших позиций на западе может означать неблагоприятный поворот войны. При этом на Западном фронте, при том напряжении, которое здесь так давно господствует, при численном превосходстве врага людьми и материальными средствами, с каковым превосходством, при боевых качествах здешних врагов, нельзя и сравнивать существующего, к сожалению, и на других театрах перевеса, приходится учитывать каждую дивизию. Поэтому требование, чтобы Ваше Превосходительство отправили сюда первую из обеих дивизий, раз только посадка в Вильне будет возможна, остается в силе».
Однако главнокомандующий не подчинился этому решению. 7 октября он занял следующую позицию:
«Ко взгляду на положение моего фронта я не могу примкнуть. Положение теперь занятое, с сокращением у Сморгони и Двинска или без него, является несравненно наиболее благоприятным из всех возможных. Оно может быть удержано с наименьшими силами. Всякое поданное назад положение, которое откажется от прикрытия Двиной,[154] потребовало бы, по крайней мере, столько же сил, как и теперешнее несокращенное.
Я всегда считался с общей обстановкой, жертвуя многими частями со своего фронта, как, напр., 10 дивизиями, посланными на Австро-венгерский фронт.[155] Точно так же я теперь я незамедлительно отправлял все в каком-либо смысле необходимые дивизии, точно так же как преждевременно отдал дивизию XI корпуса, что в свое время оттуда было признано ошибкой. Я думаю, что в настоящем случае это уже не будет так оценено. Тот факт, что дальнейшее снятие с фронта дивизии наталкивается на затруднения, является результатом облюбованного (beliebten) летом способа вести операции, который, несмотря на благоприятно складывавшуюся обстановку и вопреки моим настоятельным предупреждениям, не мог смертельно поразить русских. Я не отрицаю возникших из-за этого затруднений в общей военной обстановке и, раз русские атаки решительно будут отбиты, я, как скоро это будет возможно – притом до сокращения фронта у Сморгони и Двинска, – отдам дальнейшие дивизии. Но связывать себя определенным сроком я не могу. Преждевременное снятие частей отсрочило бы кризис, как он теперь к моему сожалению переживается на западе, но при некоторых условиях означало бы катастрофу для моего фронта, так как всякое отступательное движение слабых по сравнению с противником сил на неблагоприятной местности должно вызвать тягчайший вред для частей. Я прошу доложить его величеству мое понимание обстановки».
