Посвящённые знали, однако, что раз в неделю отдел писем посещали ничем не примечательные люди, которых сажали в специальную комнату и которые внимательно изучали составленные нашими работниками обозрение редакционной почты по разделам. В том числе и по разделу литературы. Эти люди могли немедленно вытребовать подлинник заинтересовавшего их письма, списать все его данные: фамилию автора, его почтовый адрес.
А сами письма посылались в отделы. Отвечать на них было необходимо.
Я и сейчас по памяти воспроизведу адрес: посёлок Чернь Тульской области, улица Вознесенского, дом 8, квартира 71. Здесь жил (может быть, живёт и сейчас) Николай Фёдорович Андрияшин, великий энтузиаст переписки с редакциями. Можете себе представить, сколько я написал ему ответных писем, если адрес за 30 лет не выветрился из головы! Мыслил он интересно, отвергал казённую поэзию, поддерживал талантливую. И если его письмо удавалось пропихнуть на полосу, то потому только, что ещё в гранках начальство нещадно его обрабатывало: обезличивало, усредняло. Потому и не спешил я отдавать в набор подобные письма – изуродуют так, что автор себя не узнает, нужных редакции мыслей ему не припишут, но ненужные уничтожат обязательно.
Сколько помню, подлинные письма на наших литературных полосах печатались очень редко. Разве только когда они неожиданно совпадали с мнением руководства даже не газеты, а Союза писателей.
Тем не менее, полистайте газету за семидесятые-восьмидесятые. Ведёт газета дискуссию – публикуется масса читательских откликов. Те или иные произведения выдвинуты на ленинскую или государственную премии – вот читательские отклики о них.
А бывали и ежемесячные обзоры читательской почты – по прозе, по поэзии. Бывали и исчезали как раз на тот период, когда к ним теряли интерес «наверху». У нас о них не вспоминали до той поры, когда вдруг вновь выходило распоряжение кого-нибудь из тех, на кого указывал палец нашей знакомой. И обмелевшие было потоки читательских писем снова струились по газетным страницам.
Откуда их брали? Выдумывали. Это-то было нетрудно. Труднее было с подписями конкретных живых людей, если редакции требовалось, чтобы за выдуманными текстами стояли живые авторы.
Моё поколение журналистов хорошо помнит скандал, случившийся в 1969-м году с газетой «Социалистическая индустрия». Она напечатала открытое письмо токаря Подольского машиностроительного завода героя соцтруда М. Захарова редактору журнала «Новый мир» А. Т. Твардовскому. «Новый мир» дожимали. Трибуна демократической интеллигенции во времена хрущёвской оттепели, журнал держался только на авторитете своего редактора. Как ни крути, он автор народной эпопеи «Василий Тёркин», трижды лауреат сталинской премии, лауреат ленинской, а главное – живой классик русской литературы, герой школьных сочинений, студенческих дипломов, кандидатских и докторских диссертаций. На авторитет поэта знатный токарь не покушался. Наоборот, удивлялся: как, дескать, уживаются в одном и том же человеке народный поэт и редактор журнала, систематически публикующий антинародные произведения.
Твардовский попросил редакцию прислать ему фотокопию письма Захарова и сообщить его биографические данные и адрес. «Социндустрия» напечатала эту просьбу вместе с комментарием – новым письмом Захарова. Не верит поэт простому человеку, сокрушался знатный токарь, оторвался от народа. И всё бы, возможно, сошло редакции с рук, не тисни она на той же странице факсимильный вариант начала письма, с фотокопией которого захотел ознакомиться Твардовский. Оказалось, что поэт был прав, не поверив в подлинность послания золотозвёздного обличителя. Всего несколько фраз, написанных рукой токаря, воспроизвела газета, и они не совпали с текстом, который она же опубликовала! Почему так произошло? Что было тому виной? Паническая ли спешка или недобросовестность сотрудников, но скандал разгорелся нешуточный. Фальсификация вылезла наружу, свидетельствуя, из чего и как готовятся на редакционной кухне подобные блюда!
Скандал рикошетом ударил по нам, работникам «Литературной газеты». Долго ещё от тебя требовал редакторат не только непридуманного человека с его подлинной подписью, но и переписанный им тот вариант письма, который газета опубликовала.
А до этого тебе, написавшему письмо за читателя и размышлявшему, где найти желающего поставить под ним подпись, добродушно советовали: «Обратись к Румеру».
Заведующий отделом писем помогал охотно. «Так, – говорил он, листая блокнот-алфавит, – фрезеровщик у меня недавно подписывал для отдела экономики, учащийся ПТУ – для отдела искусств, вот – хочешь слесаря?» И, получив утвердительный ответ, звонил при тебе по телефону: «Вася, это Залман Румер. Есть срочное дело, загляни ко мне».
Почти все румеровские протеже подписывали письма, не заглядывая в текст. Но один артачился:
– Меньше чем за пятьдесят рублей я письма не подпишу.
Был он сельским механизатором из Подмосковья. Белёсый, круглолицый с выпирающим круглым животиком. Когда он успевал работать, я не знаю. Потому что почти постоянно видел его в газете. Он заглядывал в кабинеты, предлагая свои услуги, но оговаривая свои требования. Пятьдесят рублей по тем временам были хорошими деньгами. Такой гонорар за небольшие заметки (тем более – за письма) не платили. А большие письма печатали редко. Однако всё-таки печатали. Это когда дозарезу нужно было откликнуться на какое-либо важное событие, а из журналистов никто за это не брался. Или когда в связи с подобным событием требовался именно глас народный. Мне этот механизатор не пригодился, но на международных полосах он выступал не раз. В духе весёлых виршей из романа Василия Аксёнова:
Властям Претории продажным
Мы посылаем свой протест!
Арабским воинам отважным
Мы шлём привет из разных мест!
Но, разумеется, в другом – серьёзном и даже суровом стиле.
Выступил он однажды и на полосе отдела литератур народов СССР. Большое его письмо обозревало произведения национальных писателей на ленинскую тему. Завидную эрудицию проявил колхозный механизатор. А с другой стороны, такими, очевидно, были книги, которые он упоминал, что не смог отдел ни найти критика, который согласился бы их хвалить, ни подвигнуть на это собственного сотрудника. Тот предпочёл, чтобы это изделие подписал другой человек, в пользу которого отказался от гонорара.
Но одно дело просто подписать письмо и совсем другое – переписать его с газетного листа от руки, чтобы нам потом хранить переписанный текст в архиве. На переписывание охотников почти не находилось. Пришлось редакции оплачивать письма аккордно – то есть повышать за них гонорар.
