правды? Жаль, очень жаль!»
Понятно, эти размышления были записаны Фёдором Абрамовым в тяжёлые для него дни весны 1954 года, когда он, боготворя Михаила Шолохова, ждал от него поддержки относительно своей статьи «Люди колхозной деревни…» и… не дождался. Тем не менее со стороны Абрамова это был весьма серьёзный выпад в адрес именитого писателя, который мог иметь далекоидущие последствия. Для такого шага, пусть и искреннего, нужна была не только внутренняя смелость, но и исключительное следование правде слова, поступиться которой Абрамов просто не мог.
Несомненно, абрамовская тетралогия о жизни крестьян северной деревни в военные и послевоенные годы, где во главе повествования – семья Пряслиных, и шолоховская казачья эпопея из четырёх книг о нелёгкой судьбе семьи Мелеховых не просто перекликаются друг с другом, они дышат одним воздухом, воздухом любви к человеку, идущему наперекор судьбе, где во главу угла поставлено желание жить по совести.
Тексты «Братьев и сестёр» и «Тихого Дона» разбиты на главы, где каждая представляет собой законченный, наполненный сюжетом рассказ. Тут и там – десятки героев с накрепко сплетёнными судьбами, представленными в контексте книги единым целым, некой глыбой, которую нельзя ни разбить, ни разделить, без которых повествование просто немыслимо. Тут и там – реалистическое описание природы, при прочтении которого на душе растекается тонкая грустинка радости (такое бывает только у больших мастеров слова!). Тут и там – речевой колорит, дающий почувствовать всю палитру исконного русского слова. Тут и там – война и мир, поломанные войной, но рвущиеся к миру судьбы. Родная абрамовская Веркола стала прообразом романистической деревни Пекашино, как и хутор Калининский, перевоплотившийся в «Тихом Доне» в хутор Татарский. И Пекашино, и Татарский расположены по берегам великих рек – северной Пинеги и южного Дона, являвшихся для Абрамова и Шолохова реками их детства, в романах им отведено не последнее место. Да и много ещё чего, что роднит «Братьев и сестёр» и «Тихий Дон».
И конечно, так глубоко познать творчество Шолохова мог только тот, кто в своей научной деятельности ни на шаг не отступил с этой стези, а Абрамов в свои 40 лет был Шолоховедом с большой буквы. С его мнением считались, к нему прислушивались, и в чём-то оно было непререкаемым.
Вышедший в свет в 1958 году сборник статей «М. А. Шолохов: Семинарий», написанный совместно с вологодским филологом Виктором Васильевичем Гурой, в котором перу Абрамова принадлежало два раздела – «История изучения жизни и творчества М. Шолохова» и «Темы самостоятельных работ», был высоко оценён не только научной общественностью, но и принят простыми читателями, весьма далёкими от университетских кафедр.
Отдельной книгой «Братья и сёстры» вышли в марте 1959 года. Книга почти сразу стала дефицитной, её покупали те, кто уже был знаком с романом по «Неве», и те, кто слышал о ней и впервые открывал для себя имя Фёдора Абрамова. Приобретали в подарок родным, родственникам, друзьям. Это был триумф романа и его автора. Создавалось такое впечатление, что издательства «проснулись» и желали иметь в картотеке своих публикаций «Братьев и сестёр». Даже редакция календарей Госполитиздата 22 июня отправила Абрамову письмо с просьбой разрешить опубликовать небольшой отрывок в настольном календаре на 1960 год.
В марте 1959 года Фёдор Абрамов получил коротенькое прошение из «Роман-газеты», журнала, издаваемого столичным издательством «Художественная литература», прислать «имеющиеся у Вас рецензии, особенно ленинградские, на Ваш роман “Братья и сёстры”». Газетные статьи о романе явно не подходили, и Абрамов вновь пришёл на Невский проспект, 3, в редакцию «Невы», к заведующему отделом художественной литературы писателю Эдуарду Грину. Грин, услышав просьбу Абрамова, откликнулся сразу. Наверное, это была первая серьёзная, короткая, но очень лаконичная и цельная, без всякой напускной мишуры рецензия на «Братьев и сестёр», впоследствии даже представленная Абрамовым в приёмную комиссию Союза писателей. Эдуард Грин писал:
«Почему-то существует мнение, что литературоведу-критику не следует пытаться пробовать свои силы в художественной прозе по той причине якобы, что там его непременно постигнет неудача. Может быть, это мнение в отдельных случаях и справедливо, но пример с Ф. А. Абрамовым вносит в подобное утверждение существенную поправку. Фёдор Александрович Абрамов – автор целого ряда статей по вопросам литературы. Он же один из авторов ценной монографии о М. Шолохове. И он же автор романа “Братья и сёстры”, в котором проявил неожиданно прекрасное знание жизни деревни.
По поводу его литературной деятельности можно гадать и спорить: по призванию он избрал себе профессию или нет. Но что его место в художественной прозе – это теперь неоспоримо. Он написал хорошую книгу о северной колхозной деревне периода Великой Отечественной войны. В отличие от многих других произведений, написанных на эту тему, он не ввёл в свой роман острого конфликта, не пытался искусственно усложнить сюжет. Кажется, будто он умышленно задался целью не дополнять жизнь художественным вымыслом и изобразил деревню такой, какой её увидел. Никаких ярких событий в её жизни не происходило, и люди тоже ничем особенным не блистали. Они трудились не покладая рук, ибо шла война. Для личных радостей у них оставалось мало времени, да и не было поводов для радостей. Ну что ж. Автор всё это и показал, ничего не прибавляя и не убавляя. Но именно потому всё получилось жизненно и убедительно.
24 апреля 1959 года. Э. Грин».
В 1959 году, перед самым отъездом Фёдора Абрамова в Архангельск 7 мая, откуда он намеревался отправиться в Верколу, из «Роман-газеты» пришла последняя, окончательная корректура «Братьев и сестёр», публикация которых была обещана в декабрьском номере журнала.
Понимая необходимость поездки Фёдора на родину, где ждал его слёгший от серьёзного недуга старший брат Михаил, оставшаяся в Ленинграде Людмила взяла на себя все заботы по вычитке корректуры и улаживанию с издательством всех вопросов, по сути, став литературным секретарём Абрамова. Хорошо зная абрамовский стиль, его обороты и диалекты, северную гово́рю, она отстаивала перед редакцией всё то, что казалось тамошнему корректору несущественным, второстепенным, диалектически вычурным и непонятным для читателей. Она держала битву за текст так, как держал бы ее Абрамов – твёрдо и упористо.
Это было первое литературное сражение «один на один» Людмилы Крутиковой за абрамовское слово, за его чистоту и самобытность, которое она с честью выдержала! В этой битве она отстояла не только текст, но и название романа, которое не очень приглянулось редакции. В очередной раз, потрясённая текстом романа, она взволнованно писала Фёдору в Верколу: «Читала с удовольствием. Вещь очень хорошая – глубокая. Поэтичная, правдивая. Задушевная. Пожалуй, одна из сильных сторон книги – в её лирической взволнованности, любви к северному краю и её людям. Очень хорош язык… Твоя первая книга – большой успех».
В свою очередь, Фёдор Абрамов
