Громоздка печь… Верно, громоздка. Иной в морозной стране быть она не могла. Масса печи должна быть большой, чтобы долго и много хранить тепла. Трудно архитектору найти ей место при планировке дома… Легко согласиться, трудно. А каково мужикам в псковской Локне приспосабливать печь в уже готовый проект! Разумнее сразу от печи и танцевать. Найти ей место можно вполне, хотя бы в одном-двух проектах домов из множества существующих.
Потребность такая сейчас очевидна. И псковские архитекторы это движение жизни уже уловили. Готовясь модернизировать существующие проекты, они сложили две «опытные» русских печи: одну в деревне Демидово Великолукского района, другую – под Псковом. В минувшую зиму эти две печи топили ученые люди, «тщательно все измеряли – теплоотдачу, расходы дров». Занятный, конечно, процесс после многовековой службы печи русскому мужику. Однако не будем смеяться, наука – есть наука.
Будем надеяться, что сиденье у «экспериментальных» печей пойдет на пользу не только в псковских краях, но и всюду, где русскую печь примут традиционно теплым к ней отношением.
Печь в доме – дело очень серьезное.
Фото автора. 2 апреля 1983 г.
Это сообщение я пишу на борту теплохода «Башкирия», идущего из Антарктиды. На корабле домой возвращаются люди, работавшие на ледяном континенте. Их 219. Двадцать из них перенесли труднейшую драматическую зимовку на станции «Восток». К «восточникам» традиционно относятся с особым интересом и подчеркнутым вниманием: станция «Восток» – труднейшее место зимовки во всей Антарктиде. На этот раз у зимовщиков случилось большое несчастье – и в такое время, когда на помощь им по суровым условиям Антарктиды невозможно было прийти.
«Выживут или не выживут?» – так остро стоял вопрос. Они выжили. Как? Какими усилиями? Как проходила зимовка? Как чувствуют себя ребята сейчас? Эти нетерпеливые вопросы побудили вылететь им навстречу. В порту Лас-Пальмас (Канарские острова) я встретил «Башкирию» и стал 220-м ее пассажиром. Спешу сообщить родным и близким зимовщиков: все в порядке! Ребята здоровы, чувствуют себя хорошо. До встречи в Одессе уже сосчитаны дни и часы.
Ожидание. Антарктида, 1964 год.
Раньше меня на борт «Башкирии», еще в Мапуту (Мозамбик), сели двое врачей-исследователей. Подобно тому, как космонавтов обследуют сразу же по возвращении на Землю, зимовщиков с «Востока» всесторонне расспрашивают о всех деталях «суперэкстремальных» условий, в которых люди находились более семи месяцев.
Что же произошло на «Востоке»? По необходимости буду писать ясно и коротко, а детали антарктической драмы отложим до возвращения.
В ночь на 12 апреля 1982 года на станции «Восток» случился пожар. Причины пожара пока не вполне ясны. Вероятней всего, загорелась проводка. Из-за крайней сухости воздуха в Антарктиде пожарная опасность всегда велика. Пожары преследуют зимовщиков постоянно. На этот раз загорелась ДЭС (дизельная электростанция). Если сравнивать станцию с живым организмом, то ДЭС – это сердце, без нее ни жизнь, ни работа тут невозможны. Четыре дизельных двигателя (два работают, два резервных) обеспечивают зимовщиков теплом, светом, дают энергию для работы приборов и механизмов. Радиостанция, кухня, туалет, приготовление воды из снега – все требует энергии, и непрерывно.
И вот сигнал о пожаре дежурного на ДЭС. Ночь. Мороз – 69. В трусах на тушение не выскочишь, надо одеться, тушить пожары в Антарктиде – величайшая сложность. Плотные плиты снега, когда их кидают в огонь, кажется, только помогают огню. Несмотря на все усилия, ликвидировать загорание не удалось. С пристройки ДЭС пламя перекинулось на помещение, где еще продолжал стучать движок и где стояли баки с горючим.
Нынешние антарктические постройки собраны из блоков: снаружи – листы дюраля, внутри – бакелитовая фанера и пенопласт. Этот пожар показал: все материалы горючи. Пенопласт и бакелит сгорели, выделяя едкий, удушающий дым. Дюраль плавился и горел ослепительным магниевым пламенем.
Усилия людей были тщетны. И, когда это стало ясно со всей очевидностью, люди остановились глянуть: все ли уцелели? Одного человека не было. Начальника ДЭС Алексей Карпенко. Последний раз его видели вбегающим в помещение электростанции. Он стал жертвой трагедии.
Судьба остальных в этот момент тоже повисла на волоске. Огонь добрался до емкостей с топливом, и языки пламени от пожара накрывали основной склад с горючим, расположенный в восьми метрах от электростанции. «Если сгорит и он, побегу к магнитофону сказать прощальные слова родным», – признался мне один из зимовщиков. Брезент, которым пытались прикрыть баки, загорелся, и вся надежда была на мороз. При здешних температурах солярка густеет. К счастью, огонь только разжижил содержание баков, а изменивший направление ветер повернул пламя в сторону…
Пепелище всегда печально. В этом же случае люди стояли на краю пропасти. Погиб товарищ, спасение остальных тоже было большой проблемой, и каждый это вполне понимал. «Восток» – особая станция в Антарктиде. От побережья и основной базы Молодежной она удалена почти на 1500 километров.
Снабжение ее всегда представляет проблему. Горючее и тяжелые грузы сюда доставляются исключительно трудным путем, санно-тракторными поездами. Люди и легкие срочные грузы доставляются самолетом. Но транспортная артерия действует только в сравнительно теплое антарктическое время (октябрь – март). С началом зимовки она прекращается. И не может быть возобновлена ни при каких, даже самых драматических, обстоятельствах. Причина: полярная ночь, большая (3500 метров) высота станции над уровнем моря, жестокие холода.
«Восток» является полюсом холода на планете. Температура минус 70–80 градусов – обычное дело. Рекордный холод здесь зафиксирован – 88,3. При такой температуре и при большой разреженности воздуха двигатели теряют мощность. Лыжи по снегу перестают скользить, самолет не может взлететь. В этих условиях все полеты в Антарктиде прекращаются. Невозможен в летнее время и тракторный переход. Отказывает техника, изменяется состав горючего, опасно пребывание на морозе людей.
На полгода «Восток» уподобляется автономно живущему космическому кораблю. Связь – только по радио. Даже без всяких случайностей работа на станции – трудное испытание для человека. Зимовка требует большого напряжения – физического и душевного. «Кто на «Востоке» не бывал, тот Антарктиды не видал» – это известно любому полярнику. Улетающий зимовать на «Восток» знает это особенно хорошо. И нетрудно понять состояние 20 человек, оставшихся 12 апреля на пепелище. Зимовка в самом начале. Через девять дней солнце в последний раз покажет макушку над горизонтом и появится только 23 августа. Четыре месяца полярной ночи. Температура уже достигла минус 70 градусов и скоро перевалит за 80. Быстро остывает жилище. Нет света. Морозом будут схвачены продукты, медикаменты. Обесточено радио – нет возможности сообщить сразу о своем положении…
Надо было что-то предпринять, не теряя ни единой минуты. Во что бы то ни стало надо было выйти в эфир! Вспомнили о давно не работавшем небольшом запасном дизеле у буровой. Скорее к нему! Скорее отладить и запустить! Не дать замерзнуть радиостанции! Иначе при включении выступит влага, и станция выйдет из строя. Чем согреть? Бросились к «капельнице» – давно стоявшей без употребления печке, питающейся соляркой. Это был первый маленький очажок тепла в царстве холода. Скорее к нему – медикаменты, продукты, сюда же и сами – хоть чуть-чуть согреться…
Движок механик Сергей Кузнецов и буровик Борис Моисеев отладили и запустили без промедления, и 13 апреля к вечеру начальник станции Петр Астахов передал в эфир короткое сообщение о случившемся.
Радиограмму приняла станция Молодежная, где радисты хорошо понимали: на «Востоке» что-то случилось, уже более суток не снимали наушников. Часом позже о ЧП в Антарктиде узнали в Ленинграде и в Москве. Там отчетливо понимали положение станции и запросили немедленно: «Надо ли принимать чрезвычайные меры?» Речь могла идти о сбросе с тяжелого самолета, посланного из страны, всего, что крайне необходимо.
Ответ в Москву тщательно обсудили и ответили твердо: «Посылка самолета в данное время – дело крайне рискованное. Топливо у нас есть. Продукты есть. Перезимуем». Добавили к сказанному: «Движок пока работает ненадежно. Возможное наше молчание не воспринимайте трагически».
И началась на полюсе холода драматическая зимовка. Благополучие людей зависело теперь от их самообладания, от их смекалки, умелых рук, способности преодолеть проблемы, неизбежно вызываемые скученностью людей при крайне тяжелых бытовых условиях.
С самого начала шла борьба за тепло.
Две фабричные керосиновые печки-«капельницы» не могли обогреть всех. Стали мастерить печки из баллонов от газа. И сделали их постепенно пять штук. Агрегаты эти нещадно дымили. Топливо из-за недостатка кислорода сгорало не полностью, поэтому через день из трубы и поддувала печки выгребали два ведра сажи. «Сажа стала бичом зимовки, – вспоминает геофизик Дмитрий Дмитриев. – Она плавала хлопьями в помещении, набивалась во все щели, уши, в одежду. Гарью от пожара и сажей пропитался снег вокруг всей станции. Растопишь его, а в воде – сажа. Все мы походили на трубочистов и очень нуждались хотя бы в какой-нибудь бане».
