Иногда ощущение приближающейся беды, идущей, как известно всему Стамбулу, с Босфора, настигает меня во сне. В темные, безмолвные предутренние часы я просыпаюсь от протяжного гудка корабельной сирены, перекатывающегося по холмистым берегам. Если этот низкий и мощный звук повторяется, я тотчас понимаю, что над Босфором стоит туман. Туманными ночами через определенные интервалы печально гудит сирена маяка в Ахыркапы, у выхода из пролива в Мраморное море. Когда я слышу ее, в моем колеблющемся между сном и явью сознании возникает образ огромного корабля, осторожно пробирающегося сквозь туман среди опасных босфорских течений.
Из какой страны этот корабль, каких размеров, что везет он? Чем так обеспокоены лоцман и собравшиеся вокруг него на капитанском мостике люди? Может быть, их подхватило течение? Или они заметили темный силуэт другого корабля, надвигающийся на них из тумана? Или, обнаружив, что корабль сошел с маршрута, они собираются включить предупредительную сирену? Стамбульцы, слыша сквозь сон гудки, которые с каждым разом кажутся все печальнее и безнадежнее, чувствуют одновременно и жалость к морякам, и страх перед возможной катастрофой. И пока они раздумывают, что может происходить там, на Босфоре, к ним приходят тревожные сны. Моя мама в штормовую погоду всегда говорила: «Помоги Аллах тем, кто сейчас в море!» С другой стороны, для того, кто проснулся в ночи, мало какое снотворное может быть столь же успокаивающим, как мысль, что где-то рядом, но все-таки на вполне безопасном расстоянии происходит катастрофа, а тебе самому ничто не угрожает. И проснувшийся стамбулец засыпает, завернувшись в теплое одеяло и считая корабельные гудки, а во сне ему, быть может, приснится, что сам он плывет на корабле, пробирающемся сквозь туман, навстречу опасности.
Как бы то ни было, наутро он, как правило, забывает о том, что ночью его разбудил звук корабельной сирены, как забывают люди о своих ночных сновидениях. Только дети и похожие на детей взрослые помнят об этом. И вот в разгар самого обычного дня, когда вы стоите в очереди на почте или обедаете, один из таких людей вдруг говорит другому: «Вчера ночью меня разбудила корабельная сирена».
В такие моменты я понимаю, что сны, с самого детства снящиеся мне в туманные ночи, снятся и миллионам других стамбульцев, живущим на холмах вокруг Босфора.
Расскажу еще об одной трагедии, воспоминания о которой преследуют меня и тревожат сон обитателей берегов Босфора не меньше, чем воспоминание о столкновении танкеров. Одной туманной ночью (если быть точным, в четыре часа утра 4 сентября 1963 года), когда видимость составляла не более десяти метров, 5500-тонный советский грузовой корабль «Архангельск», везущий оружие из Новороссийска на Кубу, врезался в берег в Балтылиманы, уйдя на десять метров в глубь суши. При этом одним махом было снесено два деревянных ялы, три человека погибли.
«Нас разбудил страшный грохот и треск. Мы думали, что в наш дом ударила молния, потому что он раскололся пополам. Нас спасло чудо: мы оказались на устоявшей половине. Собравшись с духом, мы поднялись на третий этаж, в гостиную, и нос к носу столкнулись с огромным сухогрузом».
Газеты сопроводили рассказ уцелевших жителей ялы фотографиями той самой гостиной: портрет деда-паши на стене; тарелка с виноградом на буфете; ковер, свисающий в пустоту подобно занавесу и хлопающий на ветру, поскольку половина комнаты исчезла; треножники; расписанные каллиграфической арабской вязью дощечки в рамочках и среди всего этого — нос корабля-убийцы. Эти фотографии были особенно страшны и в то же время притягательны из-за того, что обстановка расколотой пополам комнаты была мне хорошо знакома — все эти кресла, буфеты, треножники, ширмы, стулья, столы и диваны были очень похожи на те, что стояли у нас дома. Листая подшивку газет сорокалетней давности, я снова читаю о незадолго до того помолвленной красивой девушке, ученице лицея, чью жизнь унесла эта катастрофа, о словах, сказанных ею накануне вечером тем, кому суждено было выжить; о том, как ее жених, живший в том же квартале, нашел ее тело среди обломков, — и вспоминаю, как многие дни весь Стамбул говорил об этой трагедии.
В то время население Стамбула составляло не десять миллионов, как сейчас, а всего миллион, поэтому подобные катастрофы не проходили незамеченными в людской суете — их подробности передавались из уст в уста, пока не вырастали до поистине эпических масштабов. Удивительное дело — многие мои знакомые, узнав, что я пишу о Стамбуле, принимались с ностальгическим упоением и чуть ли не со слезами на глазах вспоминать о тех давнишних катастрофах и даже настаивали на том, чтобы я включил в свое повествование рассказ о тех из них, что лучше всего запомнились им самим.
Ты, говорили мне, обязательно должен написать о том, что летом 1966 года, скорее всего в июле, моторный катер, на котором совершали прогулку по Босфору члены Общества турецко-немецкой дружбы, столкнулся между Йеникёем и Бейкозом с другим катером, направляющимся в Мраморное море с грузом дров на борту, в результате чего тринадцать человек нашли свою смерть в темных босфорских водах.
Еще меня просили написать, как однажды на глазах одного моего знакомого, тихо-мирно стоявшего на балконе своего ялы и считавшего корабли, румынский танкер «Плоешти» протаранил небольшое рыболовецкое судно, причем последнее раскололось напополам и мгновенно затонуло.
А через несколько лет после этого другой румынский танкер («Индепендента») столкнулся с греческим сухогрузом «Эурьяли» прямо напротив вокзала Хайдарпаша;[69] когда топливо, начавшее вытекать в море, загорелось, груженный нефтью танкер взорвался с таким грохотом, что мы все проснулись — уж об этом, пожалуйста, не забудь написать, говорили мне. Да и как забыть такое: несмотря на то, что мы жили в нескольких километрах от места столкновения, в нашем квартале взрывом выбило половину оконных стекол, и улицы были усыпаны осколками.
Другой случай: 15 ноября 1991 года скотоперевозчик «Рабунион», транспортировавший из Румынии в Ливан более двадцати тысяч овец, столкнулся с приписанным к Филиппинским островам грузовым судном «Мадонна Лили», перевозящим пшеницу из Нового Орлеана в Россию, и потонул вместе почти со всеми своими овцами. Некоторым из них удалось вовремя спрыгнуть в воду и доплыть до берега, где их спасли посетители ближайшей чайной, до этого мирно пившие кофе и читавшие газеты, однако двадцать тысяч не столь удачливых овец до сих пор пребывают в глубинах Босфора. Это происшествие случилось прямо под вторым стамбульским мостом, известным как мост Фатих. Что же касается первого моста, то именно его начиная с 1970-х годов стамбульцы облюбовали для совершения самоубийств. Однако об этой стамбульской традиции я рассказывать не буду. Приступая к написанию этой книги, я разбирал старые газеты, которые с таким удовольствием читал в детстве, и в одной из них, вышедшей незадолго до моего рождения, наткнулся на заметку, напомнившую мне о другом способе самоубийства, значительно более распространенном, чем прыжок с моста. Вот эта заметка:
«Вчера (24 мая 1952 года) в Румелихисары в Босфор упала машина, вылетевшая с шоссе. Несмотря на длительные поиски, ни саму машину, ни тела находившихся в ней людей обнаружить не удалось. Когда автомобиль еще был в воздухе, человек, находившийся за рулем, открыл дверцу и звал на помощь, однако затем почему-то дверцу захлопнул и вместе с машиной ушел на дно. По всей видимости, автомобиль унесло течением на глубину».
А вот о чем писали газеты сорок пять лет спустя, 3 ноября 1997 года:
«По вине пьяного шофера погибло девять человек. Машина, пассажиры которой, возвращаясь со свадьбы, направлялись к гробнице Теллибабы, чтобы принести обет, в Тарабье вылетела с шоссе и упала в море. Авария унесла жизнь матери двоих детей».
О скольких подобных происшествиях мне приходилось слышать и читать! Некоторые из них я даже наблюдал своими глазами. Сколько бы ни падало в Босфор машин, результат неизменно один и тот же: пассажиров уносит в глубины, из которых нет возврата. Кто только не находил там свой конец: орущие дети; ссорящиеся парочки; развеселившиеся пьяные компании; торопящиеся домой отцы семейств; юноши, проверяющие, как работают тормоза у новой машины; замечтавшиеся о чем-то водители; отчаявшиеся бедолаги, решившие покончить жизнь самоубийством; пожилые люди, плохо видящие в темноте; друзья, припарковавшиеся на набережной, чтобы выпить чаю, и после, когда водитель по рассеянности дал передний ход вместо заднего, не успевшие понять, что случилось; бывший министр финансов Шефик и его прекрасная секретарша; полицейские, засмотревшиеся на плывущие по Босфору корабли; неопытный шофер, взявший без разрешения служебную машину, чтобы прокатить свою семью; владелец фабрики нейлоновых чулок — знакомый нашего дальнего родственника; отец и сын, одетые в дождевики одинакового цвета; знаменитый гангстер из Бейоглу и его любовница; семья из Коньи, впервые увидевшая мост через Босфор… Упавшая в воду машина не идет камнем ко дну — на какое-то мгновение она словно застывает на поверхности. Происходит ли это при дневном свете или сцену освещают лишь окна ближайшего питейного дома, люди, стоящие на берегу, видят ужас на лицах тех, кто вот-вот уйдет под воду. Потом машина плавно скрывается из вида, и течение уносит ее в темные глубины.
