— Полезем туда, — сказала я.
Так и сделали. Первой полезла Светлана, потом Тоня, а за ней я. Залезли в самый дальний угол и лежим. Через несколько минут послышался треск сучьев, и сквозь щели мы увидели немцев. Было их много. Держась за руки, они шли медленно, не стреляя, часто повторяя слово «партизан».
Приблизившись, начали заглядывать между бревнами. Мы лежали, затаив дыхание. На наше счастье, немцы нас не заметили.
— Никс партизан! — сказал один из них.
Они ушли, а мы долго еще лежали и дрожали, боясь вылезть. Нам казалось, что немцы где-то неподалеку подкарауливают нас. Светлана тихо прошептала:
— Я боюсь, давайте здесь ночевать…
Мы послушались ее и остались в бревнах на ночь. Но даже тут, в укрытии, не могли заснуть: думали, что немцы придут еще.
Утром вылезли, осмотрелись: все тихо. Есть очень хотелось. Ушли искать заячью капусту. Поели немного и пошли опять.
На восьмые сутки снова послышались выстрелы и крики. Недалеко от нас росла молодая невысокая елочка. Ее густые ветки опускались до самой земли. Пригнувшись, мы добежали до нее, залезли под лапчатые ветки, уселись и смотрим.
Показались первые ряды немцев. Как и тогда, они шли цепью. Скоро приблизились к нам, но на нашу елочку не обратили внимания. Мы думали, что все обойдется, как тогда. Но вышло иначе. Трое полицейских, шедших последними, заглянули под нашу елочку. Увидя нас, заорали:
— Сюда! Тут группа партизан!
С автоматами наперевес сбежались немцы. Со злостью и криками тащили они нас из-под елки и что-то по-своему лопотали. Мы их не понимали. Полицейские стали переводить нам.
Высокий немец с круглыми, как у совы, глазами и таким же круглым лицом зло спрашивал, чьи мы дети, как попали сюда, где партизаны.
Мы отвечали так, как договорились. Светлана и та говорила, как по-писаному. Немец, видимо, догадался, что мы обманываем их. Рассердился и ударил сначала меня, а потом Тоню и Светлану какой-то упругой железной пружиной. Никто из нас не заплакал и ничего больше не сказал.
Ничего не добившись, немцы погнали нас перед собой. Голодные, измученные, мы еле двигались. Солдаты все время нас подгоняли, только и слышно было: «Рус шнель!» Шли долго.
Пригнали нас в лагерь.
Лагерь был в сосновом лесу. Вокруг его стояло несколько повозок, нагруженных чем-то доверху и накрытых брезентом. Жарко горел костер. Около него вертелись полицейские: рубили дрова, варили в котлах еду. Несколько немцев, раздевшись до пояса, загорали на солнце.
У одного шалаша нас опять стали допрашивать: кто мы, чьи мы, каких партизан знаем, знаем ли мы Балана, Тихомирова, Короля.
Мы, конечно, знали про этих командиров, но ничего не сказали. Тогда немцы хотели задобрить нас: давали бутерброды, шоколад, конфеты. Мы были очень голодны, брали и с жадностью съедали все, но ничего не говорили.
Когда это не помогло, они начали нас стращать.
— Мы вас расстреляем! — сказал один полицейский.
А второй закричал:
— Говорите, не то убью!
Мы молчали. Вечером немцы и полицаи начали куда-то собираться. Нас посадили на подводу. Повезли. Привезли в какую-то деревню и поместили в хате одного крестьянина.
Потом стали вызывать на допрос в штаб. Первой повели меня. В штабе было четверо немцев. Один сидел за столом в пенсне и курил папиросу. Перед ним лежали бумаги, стояла пепельница. Остальные трое пристроились у окна, на скамейке. Тот, что в пенсне, назвал себя полковником Головинкиным и ласково сказал:
— Ты, девочка, говори правду. Я тоже за партизан и детей партизан люблю. Скажи мне, кто вы, чьи вы?
Я рассказала так, как договорились с Тоней и Светланой в лесу.
— А где партизаны? — спросил он.
— Я не знаю, что такое партизаны, — ответила я.
— Как вы попали в лес?
Я сказала, что убежала с мамой, когда бомбили деревню. А он и говорит:
— Мама с наганчиком? Да, с наганчиком?
— Нет, без наганчика, — ответила я.
Он покачал головой. Я говорю:
— Я заснула, а мама меня с испугу и оставила.
— Вывести и позвать вторую, самую маленькую, — приказал он.
Повели Светлану. Что теперь будет? Я сидела и плакала. Боялась, чтоб она не наговорила чего-нибудь лишнего.
Светлана вернулась, увели Тоню. За эту я менее беспокоилась. В хате, кроме трех маленьких детей, никого не было.
Я подошла к Светлане, обняла ее и тихо стала спрашивать, что сна говорила в штабе.
— То, что мы заучили в лесу, — ответила она.
— А больше ничего не сказала?
— Нет. Я ведь помнила, что надо говорить.
Потом вернулась Тоня. Я расспросила ее: она говорила то же, что все.
Прошла ночь. Днем началась тревога. Немцы засуетились и куда-то побежали.
Я посмотрела в окно. Не видать никого. Открыла дверь, посмотрела на двор — там тоже было пусто.
— Пошли, — шепнула я девочкам.
Вышли из хаты во двор, а потом на улицу. Рядом с деревней был лес. Мы подались в ту сторону. У околицы деревни стояли патрули. Мы обошли их огородами и побежали прямо в лес. Забрались в чащу и просидели там день и ночь.
Только утром осмелились выйти из лесу. Было тихо, и мы пустились бежать по широкой дороге. С передышками пробежали километров шесть. Показалась деревня. Немцев в ней не было. Пока мы ходили по лесу и болоту, износилась одежда и обувь. Ноги у нас были натертые, опухшие и очень болели, Ныло в животе. Мы зашли в первую хату и попросили есть. В хате жила очень добрая бабушка.
— Чьи вы, детки? — спросила она у нас.
— Мы убежали из деревни, там немцы…
— А где ваши мамки?
— Не знаем…
Кто мы и откуда — не признались даже этой доброй бабушке. Бабушка накормила нас картошкой с квасом, дала помыть ноги. Потом принесла охапку сена, разостлала на полу и уложила спать. Мы очень устали и на мягком сене быстро заснули.
Назавтра она опять покормила нас. Мы спросили, где найти деревню с партизанами.
— Идите, деточки, прямо, там спросите, — и она показала, в какую сторону идти.
Мы поблагодарили добрую бабушку, простились и пошли дальше.
Тетя Вера была из поселка Лучный Мост, Селибского сельсовета, Березинского района. Мы решили пробираться туда. Крестьяне в деревнях знали этот поселок. В каждой деревне мы спрашивали:
— Как пройти в Лучный Мост?
Нам объясняли и показывали дорогу. Так мы прошли двенадцать деревень, пока не попали в деревню Барсучино, недалеко от того поселка. Остановились в хате крестьянина Кардимона. Здесь мы не боялись — немцев и близко не было. Рассказали крестьянину, кто мы такие. Он сходил в поселок и передал все, что узнал, Алексею Борисевичу, отцу тети Веры. Он забрал нас к себе. Но оставаться в поселке нам нельзя было. Сюда иногда наезжали полицаи. Мы попросили Борисевича, чтоб он передал партизанам из бригады Тихомирова, что мы здесь.
