Ариадну Эфрон отпустили, очевидно, по принципу «мавр сделал свое дело, мавр может уходить» – молодежную группу при «Союзе возвращения на Родину» она уже организовала. Могла бы, наверное, сделать и что-нибудь еще. Но было решено, что с нее хватит, – ведь возвратившиеся эмигранты были нужны и в СССР. Зачем? Чтобы доказать всему миру, что «у нас» хорошо, а «там» плохо? Чтобы впоследствии выбивать у них показания друг против друга? По совести говоря, не знаем. Логика Большого брата нам не всегда понятна.
Письма из Москвы приходят счастливые. Ей нравится все: и очереди к Мавзолею, и пролетарская публика в театрах, и то, что каждый либо работает, либо учится. Нравится портрет Пушкина на Красной площади (в СССР пышно праздновались Пушкинские дни), магазины, которые, как ей кажется, не хуже парижских.
А в парижском журнале «Наша Родина» (1937 г. № 1) появляется ее очерк «На Родине» – прямо-таки гимн Москве и ее довольным и радостным жителям. (Заметим – в 1937 году!) Ей нравится «количество новых, высоких, светлых домов». Правда, сама она живет в крохотной комнатушке своей тетки в коммунальной квартире, да и из ее знакомых, видимо, никто не имеет отдельной квартиры – в 1937 году практически вся Москва ютилась в «коммуналках», – тогда как во Франции даже в самые трудные годы она не знала, что такое коммунальная кухня. Но она уверена, что «трудности» носят временный характер и поэтому не стоят упоминания. Из всего происходящего она выделяет то, что, по ее мнению, свидетельствует о красоте, силе и могуществе советской власти. «На моих глазах Москва встречала полярников (показушная акция, призванная в разгар террора продемонстрировать гуманизм советского общества. – Л.П .), шла навстречу детям героической Испании (они не увидят своих родителей до самой смерти Сталина. – Л.П .), принимала трудовой и физкультурный молодежный парады (свидетельствующие об уверенности нашей молодежи в будущем и о готовности к войне. – Л.П .). На моих глазах Москва наградила участников строительства канала Москва – Волга (строившегося в основном трудами заключенных. – Л.П .).». Не забывает Аля упомянуть и о другом: «На моих глазах Москва расправилась с изменой». (Имеется в виду так называемое «дело антисоветской троцкистской военной организации», созданной якобы для захвата власти. По делу проходили М. Тухачевский, И. Якир и другие крупные военачальники – таким образом перед войной верхушка армии была обезглавлена.) Ни тени сомнения в подлинности обвинений у Али не возникло.
Зная, что ждет Ариадну Эфрон в недалеком будущем, не иначе как с горькой усмешкой можно читать такие строки: «В моих руках мой сегодняшний день, в моих руках – мое завтра, и еще много-много-много, бесконечно радостных «завтра».
Скольких читателей этот очерк подвигнул на решение вернуться в Советский Союз? Сколько из них разделили судьбу Али?
Цветаева же еще раз убедилась, что Аля выросла не ее дочерью. Марина Ивановна ненавидела парады, шествия – все, что нивелирует личность. Особенно возмутила ее фраза о расправе с изменой. Аля, ее Аля, в детстве такая жалостливая, приветствует расстрельные приговоры! Большей низости Цветаева не могла себе представить.
* * *
20 сентября Цветаева с Муром вернулась с летнего отдыха. А через два дня французские и эмигрантские газеты сообщили: похищен генерал Е. Миллер. «Москва похищает русского генерала», «Под этим похищением стоит подпись ГПУ», – утверждали газеты всех направлений. «Франция хочет быть страной-убежищем, но не вертепом бандитов. Мы хотим жить спокойно <…> Мы не можем терпеть, чтобы такой порядок вещей продолжался», – ясно, что такие заявление не предвещали ничего хорошего для русской эмиграции.
Е. Миллера – так, во всяком случае, решил суд – похитил Н.В. Скоблин, в прошлом видный белогвардеец, в 1930 году завербованный советской разведкой. При помощи своей жены, известной певицы Н.В. Плевицкой. Есть версия, что Скоблин должен был похитить и А. Деникина, но этому помешал… С. Эфрон. В фильме Никиты Михалкова «Русский выбор» дочь друга Эфрона Всеволода Богенгардта рассказывает, что Сергей Яковлевич просил ее отца передать Деникину, чтобы тот ни в коем случае не садился в предложенную ему машину. А дочь Деникина вспоминает, что она прочла в газетах о похищении генерала Е.К. Миллера и – одновременно о готовившемся похищении ее отца. Последнее – явная аберрация памяти. В первых сообщениях об исчезновении Миллера имя Деникина не упоминалось. Однако через несколько дней появились газетные «шапки»: «Планировалось похищение двух генералов?». Но неизменно со знаком вопроса. Это предположение строилось на том, что в день похищения Миллера Скоблин – довольно настойчиво – предлагал Антону Ивановичу подвезти его на своей машине в Брюссель. Деникин отказался. Однако этот факт не мог еще служить доказательством . Тем более что совершенно непонятно, зачем надо было похищать Деникина, к тому времени совершенно отошедшего от всякой политической деятельности и занявшегося писанием мемуаров. Но во время обыска у Скоблина была изъята записная книжка с записью: «Белый генерал, ставший писателем», и рядом план квартиры. Этот план оказался планом квартиры Деникина. Таким образом подтверждалось, что и Деникин должен был стать жертвой советских органов. Зачем? На этот вопрос, собственно говоря, можно было бы ответить просто: нам их логику не понять. Но эмигрантские газеты давали и другой ответ: хотя русские белогвардейцы не представляют реальной опасности для Советов, их активные связи в Европе и Америке зело не нравятся большевикам, и они стараются всеми способами расшатать и разбить эмиграцию – в том числе и покушениями на видных ее деятелей.
Следствие по делу о похищении Е.К. Миллера выявило и другой факт: Скоблин был связан с «Союзом возвращения» и лично знаком со многими его членами, в том числе и с Эфроном. (Впрочем, они знали друг друга еще со времен «ледяного похода».) Это, само по себе, конечно, еще не говорит за то, что Скоблин поделился с Эфроном планом похищения Деникина. Ведь разведчик не имеет права рассказывать о полученных им заданиях никому, даже самому близкому и «проверенному» человеку. А вряд ли между Скоблиным и Эфроном была большая близость. Во время Гражданской войны Скоблин был генералом, Эфрон же – прапорщиком… А потом, в «Союзе возвращения»? Об этом мы ничего не знаем.
…Не имеет права, но ведь люди (а разведчик, в конце концов, тоже человек), случается, что-то делают и без права. Откуда нам знать, что развязало язык Скоблину? Может быть, просто душевная беседа за бутылкой водки? (Русский же человек!) Конечно, это только гипотеза, но если она верна, это означает, что, предупреждая Деникина, Эфрон ничем не рисковал – ведь он узнал об этом случайно, и в случае провала операции никто не мог его заподозрить. (Что и произошло.)
